Предвестница вздрагивает.
Затем садится.
Глава 32
Андор
— Как думаешь, с ней все в порядке? — шепчет мне Кирни. Кажется, что мы стоим за жуткими статуями драконов уже целую вечность, ожидая появления Бринлы. В каждой проходящей мимо сестре в вуали, которая направляется в часовню, мне мерещится Бринла — я жду, что она остановится перед нами, снимет вуаль и покажет свое прекрасное лицо.
Но этого не происходит.
— Я уверен, что с ней все в порядке, — говорю я Кирни, но на самом деле понятия не имею. Я не должен был позволять ей делать это в одиночку. Я должен был убить еще одну сестру и надеть вуаль. Никто бы не узнал меня. Мы могли сделать все это вместе, хотя я знаю, что чем больше жизней мы здесь забираем, тем больше рискуем. Но самый большой и невыносимый риск — это то, что Бринла не выберется отсюда живой.
Верь в нее, напоминаю я себе, чувствуя, как ладони начинают потеть. Ты знаешь, что Бринла может позаботиться о себе. Возможно, в ее крови нет суэна, но она сможет противостоять им.
Но часть меня задается вопросом, насколько чист этот культ на самом деле и насколько он лицемерен. Возможно, употребление суэна в Эсланде запрещено законом, но это не значит, что правительство не делает этого за закрытыми дверями. Это не значит, что настоятельница не употребляет его. И уж точно не значит, что Черная гвардия этого не делает.
Черт. Я молю богинь, чтобы Видар не упустил это из виду.
— Я не думаю, что эта дама когда-нибудь проснется, — устало говорит Кирни.
Я смотрю на ее тело. Она мертва. Если эта женщина употребляла суэн, то это определенно не помогло ей справиться с нами и не обеспечило ей бессмертия.
— Ты сделал то, что должен был сделать, — говорю я ему. — Ты не убивал ее. Это сделала Бринла.
— Я помог.
Я тяжело вздыхаю.
— Искупление — это дело другого дня. Сегодня нужно выбраться отсюда живыми.
— С яйцом.
— С яйцом, — повторяю я. Но правда в том, что сейчас мне плевать на яйцо. Как бы меня ни волновала идея бессмертия, как бы мы не нуждались в яйце, Бринла — единственное, что имеет значение.
И я тот, кто втянул ее в это. Она может умереть раньше всех нас.
Еще до того, как я наберусь смелости сказать ей, что люблю ее.
— Смотри, — шепчет Кирни, толкая меня локтем.
Двери часовни открываются, и сестры выходят строем, как гигантские черные муравьи, по двое. Они болтают между собой, я слышу только обрывки их разговора, когда они, не замечая, проходят мимо нас.
Но где-то в конце я слышу кое-что совершенно ясно.
Одна Сестра говорит другой:
— Я не могу пойти с тобой, мне нужно покормить дракона.
Мы с Кирни обмениваемся удивленными взглядами.
— Неприятное дело, — говорит другая. — Давай встретимся позже.
Мы выглядываем из тени и смотрим, как они исчезают за углом, но та, которая только что сказала, что пойдет кормить дракона, направляется к служебной лестнице, по которой мы ранее поднялись.
— Оставайся здесь и жди Бринлу, — говорю я Кирни. — Я пойду посмотрю, что там. Встретимся у резервуара.
Не давая Кирни возразить, я выхожу из тени и бегу за женщиной, успевая проскочить на лестницу так, чтобы меня никто не заметил.
Тела женщин, которых обезвредил Кирни, уже исчезли, и я знаю, что у нас не так много времени, прежде чем поднимется тревога. Они, может, и не могут говорить, но писать-то уж точно умеют.
Я тихо спускаюсь по лестнице за женщиной, ее шаги слышны все ниже, ниже, ниже, пока она не оказывается в подвале. Я иду за ней, наблюдая, как она пересекает холодильную камеру, а затем подходит к маленькой деревянной двери на противоположной стороне. Она берет факел со стены, затем достает из кармана связку звенящих ключей, открывает дверь и входит внутрь.
Я успеваю добежать до двери как раз перед тем, как она закроется, достаю из кармана кубик светящегося папоротника, свет которого уже погас, и использую его, чтобы оставить дверь приоткрытой, на всякий случай.
Затем я спешу вниз по лестнице, следуя за пламенем, хотя мои глаза уже привыкли к темноте. Мы спускаемся вниз, воздух становится все холоднее, пахнет сыростью и металлом, плесенью и кровью. Должно быть, мы проходим не менее ста шагов, когда я вижу, как она спускается с последней ступеньки и направляется по узкому, выложенному камнем проходу. Я иду за ней по плотно утрамбованному земляному полу, держась на расстоянии и прячась в тени. Даже если она обернется, я не думаю, что она меня увидит.
Но по мере того, как она идет, ее шаг замедляется. Как будто она не хочет идти дальше.