— Ты поймешь. Но сейчас у нас не так много времени, верно? — Она оглядывается через плечо на безжизненное тело Андора. — Если ты хочешь его спасти.
Я поднимаю голову.
— Что?
— Этот мужчина, — говорит она. — Он твоя пара, верно?
— Андор, — говорю я, пытаясь подавить надежду, вспыхивающую в моей груди, как звезда. — Его зовут Андор. Если бы ты была богиней, ты бы это знала.
Ее лавовое лицо улыбается.
— Это не так. Но я все еще могу помочь тебе, как это может сделать богиня.
Она машет пальцами в сторону дракона и отступает ко мне. Я на мгновение застываю, глядя на ее затылок, очарованная лавой, и в то же время понимаю, что это действительно она.
Драконьи головы снова поднимают Андора.
— Что ты делаешь? — кричу я в панике. — Оставь его в покое.
— Я спасаю его, — говорит она, оглядываясь на меня через плечо. — Ты же этого хочешь, не так ли?
— Да, — кричу я. — Ты можешь?
Она кивает.
— Но это будет иметь свою цену.
— Мне все равно, какова цена, — говорю я ей честно. — Верни его, пожалуйста, верни его обратно.
— Тебе может быть все равно, — говорит она. — Но он может думать иначе. Если я верну его к жизни, суэн исчезнет из его тела. Это означает, что он больше не сможет никого лечить.
— Я думала, ты не знаешь всего, — тихо говорю я, мое сердце бьется где-то в горле.
— Я — Волданса, — говорит она. — Богиня драконов. Богиня Мидланда. Я знаю, когда в чьей-то крови есть суэн, и я знаю, что он делает.
— Андор не будет переживать о том, что не сможет лечить, — говорю я, хотя не уверена, что должна решать за него. Но в данный момент у меня нет выбора.
— Это значит, что он не сможет исцелить тебя, — говорит она, и ее лицо становится мрачным. — Я знаю о твоих страданиях, дитя. Я чувствую их, когда ты их испытываешь. Я чувствую тебя в крови и земле.
Мой мозг все еще не в состоянии осознать, что происходит. Моя мать жива и она — богиня? Она может вернуть Андора к жизни?
— Мне плевать на свою боль, — говорю я. — Я справлюсь с ней, как делала всегда. Я все равно никогда не надеялась на чудо.
— Хорошо, — отвечает она. Затем она снова машет пальцами в сторону дракона, из них летят угли, и дракон бросает Андора в кратер с лавой.
Я вскрикиваю и закрываю глаза руками, у меня такое чувство, словно земля ушла из-под ног. Пока я видела его тело, почему-то верила, что, возможно, он вернется, но теперь, когда его бросили в лаву, я не могу… я не могу…
Я стою на коленях, молясь всем подряд, молясь ей, чтобы это сработало, чтобы он вернулся, чтобы со мной все было в порядке, чтобы я не потеряла его, чтобы я не потеряла себя. Я молюсь и плачу, надеясь, что мои слова способны что-то изменить, умоляю об этом.
Потом я слышу, как мама шепчет мое имя.
Я открываю глаза и вижу, как она стоит рядом со мной, опустив горячую руку, сделанную из застывшей лавы, мне на плечо. Это не должно быть похоже на нее, но это так.
— Смотри, — говорит она.
Я перевожу взгляд к кратеру, где посередине образовалась рябь.
Одна из драконьих голов ныряет в лаву, полностью погружаясь в нее, а затем снова появляется. Зубы дракона цепляются за один из ремней, скрепляющих броню Андора.
Она вытаскивает его из лавы и отступает, пока Андор не оказывается в нескольких футах от кратера. Лава стекает с него, исчезая в клубах дыма, и, похоже, на нем не осталось никаких ран.
Мгновение я ошеломленно смотрю на него, пытаясь понять, жив ли он.
Затем он вздрагивает, начинает кашлять, и я, вскрикнув, бросаюсь к нему.
Я падаю на колени рядом с ним, беру за руку, прикасаюсь пальцами к его щеке. У него совсем нет ран, даже ожогов не осталось. Он как будто очистился, стал лучше, чем был раньше.
Он открывает глаза и смотрит на меня. Мягко улыбается.
— Почему ты плачешь, лавандовая девочка?
Глава 35
Андор
Я вдруг почувствовал ужасное давление в спину, глядя, как Бринла кричит и бежит ко мне. Я почувствовал облегчение, подумал, что, возможно, дракон толкнул меня своей мордой, и рассердился на Бринлу за то, что она бежит ко мне, а не в безопасное место, как следовало бы.
Но потом понял, что не могу дышать, и все, что я чувствовал, был вкус крови.
И лицо Бринлы, все еще прекрасное, даже исказившееся от ужаса, было последним, что я увидел, прежде чем все стало белым.
Ослепительно белым. Чисто белым.
А потом я не чувствовал ничего.
И не было ничего.
Было спокойно, и это было неправильно.
Мне казалось, что прошли века, пока я находился в этом белом, неправильном месте. Я состарился, умер и родился заново. И все равно это было неправильно.