— Она эсландка, — говорю я. — Одна из свободных жителей. Из Земли изгнанников. И теперь она пленница Штормглена.
Бринла вздрагивает и смотрит на меня, как будто я ее предал. Возможно, слово «пленница» было слишком резким, даже если формально это правда.
— Пленница? — Дядя Кьелл делает шаг к ней, снова разглядывая ее. — Она не связана.
— Мы заключили соглашение, — говорю я.
— Соглашение, да? — говорит он, прищуриваясь. — А твой отец знает об этом?
Я расправляю плечи, резко выдыхаю через нос, чтобы сосредоточиться и сохранить спокойствие.
— Нет.
— Нет? — говорит Бринла, поворачиваясь ко мне, ее темные глаза сверкают. — Ты хочешь сказать, что они не знают о твоем плане?
Я натянуто улыбаюсь, мысленно призывая ее замолчать.
— Я уверен, что упоминал об этом вскользь своему отцу. Он сочтет это хорошей идеей.
— Неужели? — говорит Кьелл. — Взять в плен эсландку. Причем из свободных. Зная тебя и твои замыслы, это так же бесполезно и безрассудно, как и все, что ты делал до этого. Скажи мне, племянник, что у вас за соглашение?
— Я не собираюсь обсуждать его с тобой, — говорю я, хватаю Бринлу за руку и тащу за собой во внутренний двор, Леми следует за нами по пятам. — Суэн в карете, — бросаю я через плечо.
— Ты похитил меня зря, — шипит Бринла, когда я веду ее между фонтанами посреди двора и розарием Соллы.
— Как мало ты в меня веришь, — говорю я с улыбкой.
— Я совсем в тебя не верю, — отвечает она.
Моя улыбка слегка дрожит.
— Придется доказать, что ты неправа, — говорю я.
Так же, как я должен постоянно доказывать всем, что они неправы.
Это чертовски утомительно.
Мы входим в главные двери и оказываемся в холле, из кухни доносятся запахи готовящегося ужина. Я замечаю свою сестру Соллу, направляющуюся в большой зал с книгой в руке.
— Солла, — шепчу я, шагая вместе с Бринлой по обсидиановому полу, когти Леми стучат по поверхности, когда он бежит за нами.
Солла останавливается и смотрит на нас широко раскрытыми голубыми глазами.
— Ты рано вернулся, — говорит она тихим голосом, прижимая книгу к груди. — Кто это? — спрашивает она, стараясь, чтобы ее вопрос звучал вежливо, но я вижу, что она не может понять, кто такие Бринла и Леми. Я, конечно, никогда не приводил домой девушек — я бы никогда этого не сделал — и уж тем более собаку.
— Пленница, — сухо отвечает Бринла, когда я ослабляю хватку на ее руке.
— Собака тоже пленница? — спрашивает Солла, свободной рукой откидывая с глаз прядь волос.
— Да, — говорю я. — Послушай, мне нужно, чтобы ты оказала мне услугу.
Я вижу, как она хмурится.
— Что тебе нужно? — спрашивает она, как всегда нерешительно.
— Можешь проводить Бринлу? Размести ее в желтой комнате. Собака может пойти с ней.
— О, у нее есть имя? — спрашивает Солла.
Я морщусь.
— Прости, я забыл о хороших манерах.
— А когда ты о них не забываешь? — бормочет Солла под нос.
— Солла, — говорю я, — это Бринла и ее пес Леми. Бринла, это моя единственная сестра, Солла. Она самая милая в семье, не волнуйся.
— И ты хочешь, чтобы самая милая Колбек занялась пленницей? — спрашивает Бринла, поднимая бровь.
— Я могу укусить, если понадобится, — говорит Солла совершенно бесстрастно. Я не волнуюсь за свою сестру. Даже если Бринла попытается что-то предпринять, вряд ли у нее что-то выйдет. Кьелл наверняка уже привел охрану в состояние повышенной готовности. К тому же Солла знает, как позаботиться о себе, когда это необходимо. Ее способности впечатляют.
— Конечно, можешь, — говорю я. Затем я втягиваю воздух, потому что знаю, что это вызовет у Бринлы раздражение. — Приготовь ей ванну и принеси новую одежду. Ей это нужно.
Бринла сердито смотрит на меня, но затем неловко нюхает свое плечо. Честно говоря, после пребывания на корабле мы все пахнем одинаково — рыбой, соленой водой и маслом.
Я отпускаю руку Бринлы, и Солла жестом приглашает ее следовать за ней по коридору к восточной лестнице. Бринла и Леми направляются следом, и Бринла настороженно оглядывается на меня через плечо.
Я ободряюще улыбаюсь ей, но, судя по тому, что она хмурится еще сильнее, моя улыбка ее ничуть не успокаивает. Затем я быстро направляюсь к кабинету отца и стучу в дверь.
— Войди, — слышу я его хриплый голос из-за двери.
Я открываю ее и вхожу.
Мой отец сидит за столом, откинувшись на спинку кресла, скрестив ноги, и держит в руке стакан с янтарной жидкостью. Судя по тому, как отодвинуто кожаное кресло напротив него, и по характерному кольцу конденсата на его столе орехового дерева, я понимаю, что Кьелл, должно быть, был здесь прямо перед тем, как вышел во двор.