— Извини. Моя горничная так туго зашнуровывала меня, что я часто теряла сознание, просто бродя по коридорам. Это была идея моего отца, знаешь ли. Пытался доказать свою точку зрения.
— И на что же?
— Он хотел заставить меня похудеть — или хотя бы выглядеть так, будто я похудела, — говорит она. — Но я смеялась последней. Я уволила свою служанку.
Так он ведет себя как козел не только с Андором, но и с Соллой. Если он так обращается со своими детьми, то как он поступит с пленницей?
— Кроме того, я никогда не хотела ни от кого зависеть, — продолжает она. Тут у меня нет возражений.
— А твоя мать? — спрашиваю я. — Где она?
Она продолжает молча зашнуровывать меня. Затем прочищает горло и отвечает:
— Она умерла.
Я слишком хорошо знаю эту боль.
— Мне так жаль, — шепчу я.
— Это случилось давным-давно, — говорит она. — Мне было восемь лет. А тебе?
— Что мне?
— Когда ты потеряла мать? — спрашивает она, обходя меня, ее глаза полны нежности. — Горе всегда узнает горе. Потеря матери — это глубокая рана. Штайнер считает, что если бы мы могли заглянуть в мозг, то увидели бы повреждения, полученные в момент потери. Как черную гниль на картофеле. Это его слова, не мои.
Как бы я ни ценила добрые слова и беседу, не хочу вдаваться в личные подробности.
— Я была достаточно взрослой, — говорю я, взглядом призывая ее сменить тему.
Она пристально смотрит на меня в течение нескольких секунд, напоминая мне Андора. Затем слегка кивает.
— А почему ты здесь? У нас давно не было заключенных.
— У Андора есть план, — говорю я с вздохом.
— У Андора всегда есть план.
— А эти планы когда-нибудь исполняются?
— Чаще всего, — признает она. — Просто у него нестандартный подход к решению задач. Он действует, не задумываясь. Обычно все получается. Так какой план?
Я пожимаю плечами.
— Почему бы тебе не спросить его за ужином? Мне бы очень хотелось узнать, не является ли это еще одним случаем, когда он что-то сделал, не задумываясь.
— О, я уверена, что вопросы посыплются со всех сторон, — говорит она. Затем смотрит на Леми, который с терпеливым недоумением наблюдает за нашим взаимодействием. — Он ладит с другими собаками? Пес Видара, Ферал, часто лежит у камина, когда мы ужинаем. Он не такой дикий, как предполагает его имя. И иногда заходит кошка Штайнера, Ву-Ву.
Я не могу не рассмеяться.
— Леми должен поладить с Фералом. Я сделаю все, что смогу, с Ву-Ву. Не то чтобы Леми любил гоняться за кошками, скорее дело в том, что он любит провоцировать их и заставлять бегать за ним. В любом случае, я позабочусь, чтобы этого не произошло за обеденным столом. В противном случае могу оставить его здесь, в комнате.
Можно попробовать, но шансы, что Леми не последует за мной, невелики.
— А что насчет обуви? — спрашивает она, глядя на мои босые ноги. — Тебе нужна новая?
— У меня ноги гиганта, — говорю я. — Твоя обувь мне не подойдет. Я просто надену свои ботинки.
Я хватаю чулки, которые она приготовила для меня, надеваю их, а затем натягиваю ботинки, которые достают мне до колен. Сначала она морщит нос при виде чего-то столь грязного и практичного в сочетании с ее нежным платьем. Но когда я встаю, она пожимает плечами.
— Вообще-то, мне нравится это сочетание. Красиво и в то же время сурово. — Она улыбается мне и затем смотрит на старинные часы в комнате. — Нам пора спускаться.
— Давай, Леми, — говорю я псу. — Будь хорошим мальчиком и держись рядом со мной.
Мы выходим из комнаты и попадаем в коридор. Я собираюсь закрыть за собой дверь, но она захлопывается сама.
— Наверное, в замке сквозняки, — иронично замечаю я.
Солла ничего не отвечает. Я хочу расспросить о ее удивительных способностях, но решаю, что для этого будет достаточно времени позже. У меня такое чувство, что весь ужин я буду отбиваться от вопросов, а не задавать их.
Мы идем по коридору к лестнице, и на этот раз я успеваю заглянуть в другой широкий коридор, с одной стороны которого расположены высокие окна, а с другой — большие двери на большом расстоянии друг от друга. Полагаю, это комнаты семьи.
Как только мы спускаемся на первый этаж, я начинаю нервничать. Леми замечает это и, пока мы идем, утыкается носом в мою руку. Либо он пытается меня успокоить, либо просто хочет есть.
И тут я чувствую запах. Насыщенный, аппетитный аромат специй и тушеного мяса, доносящийся из другого конца коридора, заставляет мой желудок заурчать от голода. Я ничего не ела с утра на корабле, да и то это было всего несколько кусочков вяленой соленой трески.