— Бринла — это…
— Пленница, я знаю. — Она протяжно вздыхает, а затем прислоняется головой к моему плечу. — Я просто никогда не видела, чтобы с пленницей так хорошо обращались. Она носит мои платья, спит в самой красивой гостевой комнате, ужинает с нами, ей шьют одежду на заказ, у нее есть пес, с которым обращаются лучше, чем с дедушкой, когда он приезжает в гости. Она здесь всего десять дней, а кажется, что была здесь всегда. Не говоря уже о том, как ты на нее смотришь.
Я отталкиваю ее.
— Что ты имеешь в виду, как я на нее смотрю?
— Это отвратительно, — говорит она, поджимая губы для пущей выразительности.
— Не строй из себя дурочку, — говорю я, касаясь ладонью ее лица и отталкивая. — Возвращайся в свой сад и займись делами. Мне кажется, у тебя заканчиваются развлечения.
Она делает вид, что сопротивляется, размазывая грязь по моему лицу, пока я не отодвигаю ее достаточно далеко. Затем она, хихикая, убегает в свой сад, который тянется вдоль стен внутреннего двора.
Смеясь, я вытираю грязь с бороды. Я снова перевожу взгляд на Бринлу и замечаю, что она смотрит на меня с выражением, которое редко бывает на ее лице. На лбу появилась морщина, а во взгляде — странная тоска. Это длится всего секунду, прежде чем Штайнер использует ее рассеянность и бьет мечом по плечу.
— Ты бы умерла, — говорит Штайнер. — Будь внимательнее.
Бринла качает головой, выглядя слегка расстроенной, затем внезапно опускается на руки в положении для отжиманий и бьет ногой по лодыжкам Штайнера, сбивая моего младшего брата с ног.
— Нет, это ты был бы мертв, — говорит она, возвышаясь над ним и отряхивая ладони.
Затем она протягивает ему руку и помогает встать на ноги, хотя я знаю, что моему брату не нужна помощь. Последние десять дней мы наблюдали за Бринлой, ожидая, не проявятся ли у нее способности после приема суэна, но она не изменилась, осталась прежней.
— Еще раз? — спрашивает Бринла, размахивая своим деревянным мечом, как будто может разрубить его надвое.
Штайнер качает головой, потирая задницу в том месте, на которое упал.
— Думаю, мне нужен перерыв. Андор, не хочешь заменить меня? — спрашивает он.
— Я без доспехов, — говорю я, разводя руками, но все равно иду к ним. — Опасаюсь, что она убьет меня.
— Тебе придется рискнуть, — сладко говорит она, а Штайнер бросает мне свой меч.
Я ловлю его в воздухе, даже не глядя на него. Ладно, может быть, я немного выпендриваюсь.
— Ты же знаешь, я люблю рисковать, — говорю я.
— Удачи, — бормочет Штайнер, уходя, и гравий хрустит под его ботинками. — Пойду посмотрю, вернулась ли Мун в гнездо.
При упоминании о его белой вороне лицо Бринлы омрачается.
Я пользуюсь моментом и наношу удар, касаясь ее другого плеча клинком.
— Вот, ты снова умерла.
Она бросает на меня страдальческий, и одновременно раздраженный взгляд.
— Эй, — говорю я, стараясь удержать ее внимание. — Мун скоро вернется. Полет отсюда до Земли изгнанников занимает четыре дня. Вероятно, еще один день уйдет на поиски твоей тети в подземном городе, а потом четыре дня на обратный путь.
— Это девять дней.
— И сегодня десятый. Птице мог понадобиться отдых. — Я делаю выпад, чтобы снова коснуться ее, но на этот раз она действует быстро. Она ловко поднимает свой меч и почти выбивает мой из рук.
— А! — вскрикиваю я, ухмыляясь. — Вот так. Покажи себя.
— Тебе не понравится, если я это сделаю, — говорит она с улыбкой, и я снова наношу удар. Она рычит, уворачиваются, ее ноги двигаются плавно, и я не могу до нее дотянуться. Затем она отбивает мой меч, не давая мне нанести удар с другой стороны.
— Ты думаешь, я не переживу, если прольется немного крови? — говорю я, отступая назад и не отрывая взгляда от ее теплых карих глаз, чтобы она не могла предсказать мой следующий шаг. Самая простая ошибка — позволить глазам выдать твой план.
— Я полагаю, ты можешь просто исцелить себя, не так ли? — спрашивает она.
— На самом деле, нет, — говорю я, уклоняясь от ее широкого удара. — Мои способности так не действуют.
— А как они действуют? — спрашивает она, пытаясь полоснуть меня по шее. Я вовремя блокирую ее меч.
— Ты так интересуешься исцелением, — говорю я. Она то и дело спрашивает меня об этом, но я не очень охотно отвечаю. Уверен, однажды она все узнает. Удивлен, что мой дядя еще не рассказал о моей неудаче за обеденным столом.
— Может, у меня есть скрытый мотив, — тихо говорит она, блокируя удар.
— Например?
Она смотрит на меня, открывает рот, как будто хочет что-то сказать. В ее глазах идет война, и это не та война, в которой сражаются на мечах. Затем она качает головой и с рыком бросается на меня, почти вонзая свой меч в мое сердце, но в последний момент отступает.