Однако внимание притягивает не сам камин, а то, что висит над ним — череп дракона, достаточно большой, чтобы принадлежать древнедрагу. Я вдруг вспоминаю свою последнюю встречу с одним из них, драконом, который, как я думала, убил Леми. То, как я смотрела ему в глаза, так близко, что могла разглядеть яркие узоры вокруг зрачка, то, как этот зрачок, казалось, видел и знал меня.
Но именно стрела Андора спасла мне жизнь. Иначе я либо сгорела бы в пламени, либо была разорвана на куски — а может и то, и другое сразу.
— Впечатляет, не правда ли? — говорит Торстен, подходя ко мне и с почтением глядя на череп. — Его убил мой отец. В то время он был молодым парнем, моложе Штайнера. В первый же день, когда он отправился в Мидланд, ему удалось убить древнедрага. Вместо того, чтобы просто забрать яйца, он и его команда перетащили его на лодку. Черт, лодка чуть не затонула, но что это было за зрелище — его корабль, входящий в Врата Богинь с мертвым драконом на палубе. Колбеки всегда были семьей, которую боялись, но в тот момент мы стали Домом, который уважают.
Он покрутил жидкость в стакане.
— Как изменились времена, — добавил он, и в его низком голосе слышалось презрение. У меня такое ощущение, что большая часть этого презрения предназначалась Андору.
— Ваш отец, похоже, был настоящим мужчиной, — вежливо говорю я.
Он презрительно фыркает.
— К сожалению, он все еще жив.
Я смотрю на Андора, ожидая указаний, и он кивает на изумрудный бархатный диван напротив Соллы и Видара. Я замечаю, что Кьелла здесь нет, и вздыхаю с облегчением.
Я сажусь рядом с Андором, диван маленький для его крупной фигуры, и мое бедро прижимается к его. Я пытаюсь отодвинуться как можно дальше, но он не делает никаких попыток увеличить между нами расстояние и остается на месте. Я готова поклясться, что он специально прижимается ко мне.
Я бросаю на него гневный взгляд, но он просто смотрит на меня с непристойным блеском в глазах, а губы складываются в самодовольную улыбку. Он наслаждается этим. Какой-то небольшой, игнорируемой части меня, тоже нравится эта близость.
Тем временем Торстен подходит ко мне с бокалом алкоголя, его движения так же точны, как у Видара.
— Вот, — говорит он неохотно. — Будет плохой приметой, если ты окажешься единственной, кто не поднимет тост за Дом Колбек.
Я беру бокал и пристально наблюдаю за Торстеном. Он из тех мужчин, от которых не стоит отводить взгляд. Когда сталкиваешься с хищником, нужно внимательно следить за ним, чтобы быть готовой к нападению.
Тем временем Андор начинает нервно теребить на шее драконий зуб.
— За Дом Колбек, — говорит Торстен, поднимая бокал в честь своей семьи, а затем салютует черепу дракона. — И за наших врагов, потому что они только делают нас сильнее.
— Будем, будем, — говорят все, кроме меня, хотя Андор бормочет это под нос.
Я делаю глоток напитка, от его крепости обжигает горло, хотя, должна сказать, послевкусие мягкое и дымное. На вкус он дорогой, совсем не похож на то, что продается на рынках Темного города.
Торстен внимательно наблюдает за мной, когда я делаю глоток.
— Ну как? — спрашивает он меня. — Ты раньше пробовал торфяной алкоголь?
— Я даже не знаю, что такое торф, — говорю я, на что Солла смеется. Думаю, она смеется надо мной, но с ней трудно сказать наверняка.
Торстен улыбается мне, но его глаза остаются серьезными.
— Конечно, нет. Полагаю, в твоем королевстве нет торфа. Но, с другой стороны, я уверен, что в Эсланде выращивают и употребляют то, что мы даже представить себе не можем.
Я не знаю, снисходителен он или нет, но это не имеет значения.
— Есть кое-что, например, алкоголь из кактуса, растущего за пределами монастыря, и орехов, собираемых с определенных кустарников, но на Земле изгнанников не растет ничего из этого, потому что свогеры контролируют нашу воду, — говорю я.
— Ах, — говорит Торстен. — Ваше наказание за то, что вы верите в неправильных богов.
— Наше наказание за то, что мы сомневаемся во власти, — говорю я. — Что, полагаю, одно и то же.
— Мммм. Ты знаешь, что Колбеки были одной из первых семей, которая покинула Сорланд после того, как драконы оказались изолированы? — спрашивает Торстен, не отрывая от меня своего тяжелого золотистого взгляда.