По правде говоря, откатились бы мы совсем недалеко, но я упорно пыталась оказаться сверху, а ему это претило, и из-за этого мы, увлекшись противоборством, откатились от места столкновения достаточно прилично.
— Сверху. — Выдали мои немеющие и кривящееся губы, когда я в очередной раз упрямо оседлав его бедра, прижала руками плечи к смеси пожухлой листвы и сочно пахнущей летней травы.
Зеленые глаза хищно блеснули, и его пальцы, сжимающие мои ягодицы расслабленно заскользили по ткани джинс вверх. По ребрам. До груди.
— Не заслужила, сука. Ты там поиздеваться хотела, а сейчас подоминировать? — Хрипло и едва слышно, от этого голоса еще не остывшая от адреналина кровь вновь вскипела.
И он одним движением скинул меня на землю и подмял под себя. Резкий удар, чтобы я раздвинула ноги, и он прижался бедрами к моему паху, сломив последнюю волю к сопротивлению. Я жадно прильнула к его раскрытым губам, позволив безумию накрыть меня с головой. Здесь и сейчас. На склоне, в пожухлой, прошлогодней листве под весом его горячего тела.
Он чуть отстранился, едва ощутимо скользнув языком мне по скуле и едва не сорвав этим стон с немеющих зудящих губ. Одно движение его бедер, и от отчетливого ощущения его сильнейшей эрекции, у меня разом вспыхнуло бескомпромиссным жаром все тело. И сладко заныл низ живота.
— Калишь меня с этим уебком. — Глухо и таким охеренно хриплым шепотом мне на ухо. — Спецом в отместку, да? Знаю же, что тебе на него похуй, и все равно… Ты не киса, ты редкостная сука.
И если бы не последние слова…. Но он подкрепил их имитацией движения при сексе, сорвав во мне все тормоза. Я смазано выдохнула, опьяненно откинув голову и раскрываясь перед ним.
— Порви с ним, блядь…
Я аж опешила и изумленно посмотрела в полыхающие изумрудным огнем злые глаза перед собой. Вроде, не шутит. Но что мужик на взводе не скажет? Хотя, приятно, конечно. И особенно приятно с его губ. Жестко и требовательно скользнувших по моей шее до обнаженной груди, с которой была сдернута блузка мгновением раньше.
Земля холодная и жесткая, лопатки упирались в какую-то ветку, царапающую кожу даже сквозь ткань. Но мне было плевать. Все, что имело сейчас значение, так это его горячий язык, терзающий мою грудь. И его руки требовательно оглаживающие мое отчего-то подрагивающее тело. Пальцы вцепились в его голову. Прогнулась в пояснице, когда его язык скользнул ниже по покрывшейся мурашками коже живота. С губ сорвался стон от ощущения его зубов на коже, прихватывающих не сильно, но так, сука, распаляющее, что единственное, что полыхало в моем мозгу это отстранить его, опрокинуть на спину, так же искушающее заскользить зубами от линии нижней челюсть по груди и животу до самого низа. Прижаться, чуть куснуть эрекцию сквозь плотную ткань его джинс и потом расстегнуть ширинку. Я впервые желала сделать минет не из интереса (погашенного опытом), а просто потому, что хотелось слышать его сорванные вздохи, чувствовать дрожь его тела, и готова была давиться, задыхаться, но делать ему так хорошо, чтобы он стонал подо мной… Боже, как я хочу, чтобы он стонал подо мной и из-за меня…
Но мысль была потеряна, когда его пальцы расстегнули пуговицу на ширинке моих джинс.
— Нет… нет… Паш… — я слабо попыталась воспротивиться, но его сволочные пальцы скользнули за тонкую грань нижнего белья и я оторопело осеклась, почувствовав как к чертям порвало мир от его первого такого легкого, пробного прикосновения к моей самой чувствительной точке тела.
Тело сжалось, рвануло вперед и в сторону под его алчными пальцами, под весом его распаленного тела. Удержал. Одним движением сорвал со своих плеч ветровку и бросил ее на землю рядом со мной. Не осознала момента, как лежу на животе на мягком и так вкусно пахнущем его парфюмом ткани. Совсем не отпечатался в памяти миг одного рваного движения джинс вниз по бедрам, оголившем ягодицы. Значение имело лишь чувство его горячей плоти прислоненной к моим бедрам и тяжесть веса его тела надо мной.
Следующий миг опьянил, сломил во мне меня, оставил лишь дичайшее послевкусие наслаждения после его краткого и такого упоительного движения вперед, заставившего мои пальцы впиться в мои же плечи, а с губ сорваться стону удовольствия.