Мы сидели в беседке в саду, который мама довела до совершенства путем беспощадного террора ландшафтного дизайнера, который к моменту сдачи проекта рабочим уже заикался и сбегал, как только придирчивая мама приезжала в офис дизайнеров.
Барбекю давно остыло, салаты на вечернем ветру несколько заветрелись, но их постоянно обновляла вызванная на вечер команда официантов и уборщиков. Я сидела на мягком диване, подобрав под себя ноги, кутаясь в плед и потягивая хорошее французское кофе, млея от Женькиных пальцев, игриво и незаметно оглаживающих мое бедро под пледом.
Мужчины трепались о бизнесе Женькиной семьи. Что-то связанное с грузоперевозками. Наши мамы, захмелевшие, сидящие за резным столом напротив меня, горячо обсуждали какие красивые у них будут внуки, когда я залечу от Женьки. Я, старательно сдерживая хрюкающий смех, старалась не обращать на это внимания.
Мужчины решили снова пожарить стейки и я с сожалением проводила взглядом Женькины пальцы, секунду назад сдавившие джинсы и кожу на внутренней стороне бедра и вызвавшие оттенок желания внизу живота.
Мамы, пользуясь тем, что Женька с папами ушли к барбекюшнице, начали на меня наседать, настойчиво интересуясь когда же мы с Женькой поженимся, и скрепим наши семьи родственными узами. Я привычно парировала, что как только Женька решит, что он стабильно стоит на ногах, а я поднимусь в карьере если не до инструктора, то хотя бы до старшей стюардессы, свадьба непременно случится. Я это уже года три талдычу, с того самого момента, когда мы с Женькой под нещадным напором родственников сошлись, решив, что десять лет сватанья сведут нас в могилу, если мы не подыграем.
Хотя, если быть честной, не только поэтому. Женькин папа всегда везде и во всем решал за него, и шантажировал сына тем, что если он не будет подчиняться, то бизнес он ему не оставит и из дома выгонит. А у меня папа, отпахавший старшим пилотом тридцать лет на грузовых карго, человеком был еще более жестким и настойчивым, в пятнадцать моих лет безапелляционно заявив мне, что замуж я выйду только за сына его лучшего друга, других кандидатов он не примет, потому что лучше Женьки быть не может. Я вновь пригубила кофе, вспоминая несколько лет моих проигранных войн с отцом, пока я окончательно не убедилась, что возражать здесь бесполезно.
А потом Женька, наблюдая мое кислое лицо в очередные родительские посиделки, отвел меня в сторону и предложил коварный план — сделать вид, что у нас все-таки любовь и получить наконец свободу. Год повстречались, под радостные улыбки родителей.
И мой суровый папа даже не возражал, когда я опасливо соврала, что Женька предложил мне съехаться и жить вместе. Женька тогда об этом не знал. Просто я, доведенная до предела умильными лепетаниями мамы на мою дальнейшую совместную с Женькой жизнь не выдержала, и пошла на поклон к отцу, завуалированно попросив свободы. Папа удовлетворенно хмыкнул в усы и дал добро.
Женька называл меня гениальной женщиной и обещал зацеловать до смерти, когда я позвонила ему и сказала, что раз уж мой суровый надзиратель разрешил съехать из темницы, то его чуть более мягкий отец тоже эту мою идею о совместном проживании одобрит и разрешит ему, наконец, свалить из отчего дома.
А дальше закрутилось, завертелось. Мы, лишившиеся наконец родительского гнета, первые полгода пустились во все тяжкие, и боже, как же это нравилось обоим. Отношения у нас сложились сразу понимающие и дружеские, в съемной квартире мы жили как прекрасные соседи, разделяя все бытовые обязанности пополам. Переспали первый раз по пьяни и нам тоже понравилась эта новая грань в наших придурочных отношениях. О будущем почти не думали. Женька ждал, когда отец полностью отдаст ему бизнес, а я жаждала момента, когда получу абсолютную независимость, дойдя до уровня инструктора и открыв свою школу. Потом бы мы «разбежались». Как преподнести это родителям мы не особо распланировали, потому что времени еще вагон было.
Время пролетело незаметно, и Женька, соврав отцу, что завтра по его указанию поедет рано утром в другой город, чтобы присмотреть несколько автоцистерн заявил нашим родителям, что нам пора ехать домой.
Тепло попрощавшись, мы сели в мою машину, и я вырулила с широкой асфальтированной дорожки. Женька был несколько напряжен, я молча ожидала рассказа, чем его там огорошили наши папы, ибо пришибленным он вернулся именно после того, когда они со стейками вернулись за стол. Хоть Женька и не показывал своего расстройства, но за пять лет я его неплохо изучила. Свернула на обочину и, припарковавшись, повернулась корпусом к Женьке, выудившему из бардачка пачку сигарет и дымившего в окно, философски разглядывая красивый кованный забор дома, у которого я остановилась.