— Разве это порядок, когда чужих послов не встречают с почестями, а заковывают в кандалы? — рычал, брызжа слюной, разгневанный Субудэй. — Разве это порядок, когда вам привозят голову разбойника здешних мест, а вы нападаете на людей, покаравших его? Разве это порядок, когда простые нукеры тянут свои руки к дарам, предназначенным их начальнику? Разве это порядок, когда нойону, направляющемуся к вашему правителю не с войной, а с миром, на первом же харагууле разбивают голову? Ведь это ты убил Дэлгэра? Это твоя огненная трубка проломила череп моему сотнику, да, хальмг?
Вновь в гэре повисла зловещая тишина. Русин-хальмг молчал, пытаясь понять речь Субудэя и причину его ярости. Сам Субудэй-богатур тяжело дышал, приходя в себя после вспышки гнева.
Гвардейцы-кэкэритэны вцепились в оружие так, что побелели пальцы. Далаан тоже держался за саблю. Бледный Джебе-нойон — тот и вовсе уже вытянул клинок из ножен и косился на Субудэя, ожидая разрешения на смертельный удар.
Субудэй, однако, не позволил зарубить пленника.
— Спрячь оружие, Джебе, — велел он, — и не обнажай его в моем гэре, пока я не скажу.
— Прости, Субудэй-гуай, — смутился Джебе, — мне просто показалось…
— Забудь о том, что кажется, — сердито проворчал старый военачальник. — То, что кажется, — не всегда есть истина. Я хочу понять русинов. Нам нужно их понять. И этот пленник должен нам в этом помочь.
Немного успокоившись, он вновь обратился к харагуульному толмачу. Теперь Субудэй старался говорить ровным бесстрастным голосом, произнося слова отчетливо и не спеша:
— За что ты убил моего посланца, хальмг?
— Он хотел убить нашего «сержанта»…
Субудэй вопросительно поднял бровь.
— Ну… воина нашего. Он чуть не загрыз его «нах-х». Напал как «волчара-мля».
— У него была веская причина напасть на вашего воина и перегрызть ему глотку, — заметил Субудэй. — А была ли у вас причина поступать так, как вы поступили? Почему на вашем харагууле пленили моих воинов, хальмг? Почему забрали их оружие и дары, предназначенные ханскому наместнику? Почему на них надели стальные кольца, избили и бросили в клетку?
Молчание… Русин то ли не понял вопроса, то ли не знал, как ответить.
— Почему вы напали на моих людей?
— Они… — русин запнулся и облизнул сухие губы, — они ехали «по-федеральной-трассе» ну… по дороге… возле дороги… они ехали… и…
— Разве в ваших землях свободный человек не может ехать туда, куда ему вздумается? — прищурился Субудэй. — Разве за это у вас наказывают? И разве посол другого народа не может пользоваться вашими дорогами, чтобы скорее добраться до ваших правителей?
Полонянин выглядел подавленным, растерянным и жалким.
— Они были… были с оружием… с холодным оружием…
— Холодным бывает снег или лед, — снова оборвал сбивчивую речь пленника Субудэй. — Оружие бывает полезным или бесполезным.
— Но так нельзя… — замотал головой хальмг. — С оружием нельзя… «на-трассе». И вообще…
— А как можно отправляться в путь без оружия? — удивился Субудэй. — Как кочевать? Как защищать табуны и отары? Как торговать и охранять товар? Как охотиться? Как отбиваться от разбойников и хищных зверей? Как воевать, в конце концов? Или оружие в ваших землях позволено носить только нукерам? Неужели ваши управители настолько боятся своего народа?
Вопросов на этот раз было задано слишком много. Русин лишь покачал головой и повторил:
— Оружие — нельзя.
— Мои воины — не подданные твоего хана, — поджал губы Субудэй. — Они не могут ездить по чужим землям без оружия. К тому же они послы. Где ты видел посольство без вооруженной стражи?
Трудно было сказать, понял ли на этот раз пленник обращенные к нему слова. Вспомнив о чем-то, он заговорил снова:
— Еще у них «в-бауле» золото было…
— Это подарок наместнику твоего хана! И это золото, кстати, тоже нужно было охранять в пути.
— …и голова, — растерянно добавил русин.
— Голова разбойника, державшего в страхе ваш город, — тоже подарок. Неужели и это не ясно?
Субудэй и русин замолчали, глядя друг на друга. У Далаана сложилось такое впечатление, будто обменявшись фразами, они так и не поняли до конца один другого.
Объяснения харагуульного тайлбарлагча, по крайней мере, понять было очень трудно. Как и поступки русинов.
«Хана», — решил про себя Ханучаев. Кем бы ни были эти дикари, просто так они его вряд ли отпустят.