Подступили. В ночи гулко громыхнули боевые барабаны.
Первый удар был нанесен по Южанскому участку федеральной трассы. Бесшумный залп — и десятки длинных оперенных стрел посыпались из-за обочины на проносящиеся мимо машины. Тяжелые бронебойные наконечники пробивали стекла и тонкий металл, дырявили колеса.
Первая жертва — утыканный стрелами джип вильнул вправо, снес на полной скорости невысокие заграждения и, кувыркаясь, слетел с трассы. Потеряли управление и столкнулись друг с другом допотопный «Москвич» и новенький, последней модели «Мерседес». Завизжал тормозами, разворачиваясь поперек дороги, автобус междугороднего рейса. Старенький «Икарус» был плохо приспособлен для подобных скоростных маневров. Автобус с кричащими людьми упал набок, засыпая асфальт битым стеклом, перегородил полтрассы. В него тут же въехала мчавшаяся следом иномарка. Вылетел на встречную полосу груженный песком КамАЗ с разбитым лобовым стеклом. Столкнулся с фурой, ехавшей навстречу и не успевшей отвернуть. В образовавшуюся пробку уткнулась еще пара машин.
Рванул бензобак смятой в лепешку легковушки. Огонь перекинулся на вторую машину. Жидкое пламя разлилось по асфальту.
Движение на трассе застопорилось. А стрелы все продолжали сыпаться.
Вовремя притормозившие автомобили разворачивались, распихивая друг друга. Обезумевшие водители пытались поскорее выбраться из ловушки. Однако выехать из беспорядочного нагромождения машин удавалось не всем. Пробка на трассе становилась все плотнее, паника росла. Автомобильные гудки, скрежет металла, звон стекла, стук стрел о податливые кузова и крики раненых — все смешалось. Люди, бросая машины, спасались бегством.
На шоссе въезжали первые всадники. В свете бушующего пламени и непогашенных фар сверкали шлемы и латы, кривые клинки и наконечники копий. В седельных саадаках торчали луки, в заспинных колчанах — стрелы.
Нападавшие разделились. Часть наездников повернула к Левобережному КПМ. Остальные, переехав трассу, направились дальше, стремясь охватить городские огни по ту сторону шоссе.
Отряд, двигавшийся в обход, миновал заросшие осокой каналы и заболоченное пространство между ними, пересек невысокую дамбу, уткнулся в железнодорожную насыпь.
К Южанску приближался пассажирский состав, и всадники придержали коней. Вид сцепленных друг с другом и грохочущих по рельсам вагонов смутил их. Ничего подобного раньше они не видели. Впрочем, замешательство продолжалось недолго.
Десятка два монголов сорвались с места и устремились к поезду. В воздухе снова засвистели стрелы. Застучали по железным бокам граненые наконечники. Зазвенели разбитые стекла. В поезде закричали.
А сигнальные барабаны уже гремели на окраинах Южанска. Конные отряды разливались по сонным улочкам левого берега Дона. Вспыхнули факелы, предназначенные не для того, чтобы освещать путь, а для того, чтобы жечь. Взвились в небо горящие стрелы. Блеснула обнаженная сталь.
Порт, элеватор, терминалы, промышленная зона со всей инфраструктурой, куцые огрызки частного сектора и самозастроек, заправки, ресторанчики, базы отдыха, пляжи, пруды, каналы и карьеры — спасения не было нигде. Пришлые всадники появились отовсюду и сразу.
Истошные вопли, редкие выстрелы и дымки первых пожарищ указывали, где и с какой скоростью продвигаются монгольские отряды. Отрядов было много, и двигались они быстро.
Немногочисленная охрана левобережных предприятий разбежалась сразу или была сметена. Сорвавшиеся по вызовам дежурные опергруппы из ближайших райотделов милиции бесследно сгинули в суматохе паникующего левобережья.
— Митька, скажи честно, ты веришь во всю эту чушь?
Косов с сестрой стояли перед камерой с задержанными. Из-за решетки на них недружелюбно смотрели монголы, упорно называвшиеся воинами Чингисхана. В соседней комнате лежало оружие, доспехи, походное снаряжение, золото и монеты тринадцатого века. Дальше — запертая дверь. За дверью, снаружи — охрана. И кого сейчас охраняют — не понять. Похоже было, что одни узники допрашивают других.
Заперший их здесь полковник не возвращался уже часа полтора. Может быть, два — за временем Косов не следил.
— А ты, Рит? — Косов ответил вопросом на вопрос. — Ты сама веришь?
Она потерла виски:
— Знаешь, братец, начинаю верить. Потому что просто не могу найти всему этому иного объяснения.
— Не жалеешь, что не поехала на свою конференцию?