— Наш пономарь собрался в церковь, — сказал Андр.
Осиене презрительно посмотрела исподлобья.
— Как же — прошлое воскресенье пропустила, ее очередь была домовничать. Мартынь из Личей не идет, надо самой бежать, чтобы повидать хоть у церкви. Сумасшедшая девка! Если бы он хотел жениться, то не отпустил бы ее в Юрьев день.
— Мартынь из Личей не может жениться. — Все дела волости Андр знал хорошо. — Пока мать жива, ни одна девушка не пойдет за него.
— С ней, конечно, ни одна невестка не выдержит. Поэтому Мартынь и стал такой сволочью. В церкви бывает каждое воскресенье, а дома что ни работница, то невеста. В этом году была Минна Петерсон, но о ней что-то теперь не слышно. С ума сошла наша Анна, бегает за ним, вся волость уже смеется.
Анна почувствовала, что разговор идет о ней. Эта Осиене сама как щепка, приличной юбки нет, меньшой еще носа сам утереть не может, а уже ждет нового… А о других злословит — лучше на глаза не попадайся. Анна вскинула голову и кашлянула, — какое ей дело, что о ней брешет какая-то жена испольщика.
Андр встал и стряхнул с брюк волосы. Мать обошла вокруг него, осматривая свою работу.
— Чуть-чуть высоко хватила и на затылке не совсем ровно, — сказала она, покачав головой, — но это ничего, скоро вырастут и сровняются.
Андр пощупал, шея казалась непривычно голой, ветер проникал до самой спины, даже на ощупь чувствуется, что подстрижено неровно. «Овец стричь, это она умеет, — подумал он мрачно, — но что касается волос — не мастерица. Не хватило духу пойти к портному Ансону. Ну, что там жалеть», — он махнул рукой и пошел к реке: вчера поставил около брода вершу, может быть с высокой водой забежала какая-нибудь щучка.
У Мартыня Упита после дождя настроение приподнятое. Он не мог сидеть без дела и обрубал топором еловые ветки; плетень в цветнике Лауры местами развалился, нужно починить. До начала церковной службы это не грех, да и вообще такая мелочь — не работа. Рубил и поглядывал в сторону жилого дома — видит ли хозяйка, что он работает даже в воскресное утро.
Из дома вышел Ванаг и направился прямо к нему. Следом за ним тащился Викуль в белом овчинном полушубке, высокий и костлявый, сгорбившийся, с вытянутой шеей, лицо, как всегда, какое-то озадаченное или удивленное.
— Хозяин Викулей просит одолжить два рабочих хомута. Я не знаю, как у нас с упряжью, можем ли мы дать?
Старший батрак почувствовал себя польщенным и сразу вошел в роль.
— Разве в Викулях посев еще не закопчен? У нас все поля уже зеленеют.
— Последний овес остался, шесть пурвиет, на пригорке за яблоневым садом, — немного помявшись, выдавил Викуль. Он был неречист, и от него трудно было дождаться слова.
— Что же, рабочие хомуты сами починить не умеете? — повел плечами Мартынь.
Ванаг посмотрел на соседа. Тот покрутил шеей, но, очевидно, не нашелся сразу что сказать.
— У одного надломились клещи, а у другого порвались гужи, — ответил за него хозяин Бривиней.
— Порвались гужи, — подтвердил Викуль.
— Можно бы, конечно, одолжить, — сказал старший батрак с достоинством, — но не будут ли они велики их лошадям?
— Те, что поменьше, не будут. Если малость и великоваты, можно намотать мешки лошадям на шеи, — подсказал Ванаг.
— Намотать мешки, — согласился Викуль и пошел по пятам вслед за Мартынем под навес риги.
Все Викули привыкли так ходить, даже в церковь шли не рядом, а друг за другом: впереди Фриц, посредине Микель, как самый глупый, позади Яшка. «Идут, словно гуси», — смеялись дивайцы.
Мартынь Упит отобрал два хомута: с серого коня и с маленького вороного. Но нельзя было обойти молчанием того, что занимало сейчас умы всех дивайцев:
— Говорят, что вы тоже собираетесь в имение, выкупать землю?
— Надо, конечно, — пробормотал Викуль, моргая глазами и выходя из-под навеса.
Мартынь бросился вслед за ним, такой ответ — не ответ.
— Если есть деньги, то, конечно, нужно. К тому же своя рабочая сила, батраков не нанимать… Хозяйка вам необходима, Фрицу давно пора жениться…
Викуль процедил что-то невнятное сквозь зубы и постарался поскорее убраться восвояси; просунул в хомуты руки, гужи волочились по земле, — так и пошлепал вдоль ячменного поля, вниз к реке. Каков отец, таковы и дети, кто их знает. Дураки и невежи, порядочному батраку и плюнуть на них не хочется. А что им — у них Викули, даже в собственность выкупают.