— Что вы сказали? — покраснел Швер и выскочил из строя.
— Спокойно, Саша, встань в строй, — резко произнес Варейкис. — А вас, товарищи, прошу не мешать занятиям.
— Слушаюсь, товарищ начальник Чрезвычайного штаба, — иронически произнес Иванов, растопырив пальцы, приложил ладонь к военной фуражке. — Разрешите быть свободным.
— Разрешаю.
Смеясь, Иванов и Недашевский покинули двор «Смольного».
Глава пятая
МУРАВЬЕВ
Стройный грузин в красной черкеске распахнул перед Тухачевским массивную дверь, обитую клеенкой. Главком Муравьев поднялся из-за письменного стола и внимательно посмотрел на вошедшего.
— Товарищ главком, — вытянув руки по швам, стал докладывать Михаил Николаевич и запнулся. Он не знал, как назвать себя: то ли старым воинским званием — подпоручик, то ли по последней должности, занимаемой в Красной Армии — комиссар Московского района западной завесы.
Муравьев, не ожидая, пока молодой человек закончит рапорт, сделал несколько шагов ему навстречу и протянул руку:
— Рад познакомиться, Михаил Николаевич. Значит, нашего полку прибыло. Присаживайтесь, — главком жестом показал на кожаное кресло и сам сел напротив, — что будете пить: вино, водочку, чай?
— Благодарю вас, я…
— Не пьете, отлично, — Муравьев взял со стола серебряный колокольчик и взмахнул рукой. В дверях появился грузин в красной черкеске.
— Чудошвили, два стакана чая. Да покрепче. Не жалей, голубчик, заварки и сахара.
Адъютант бесшумно исчез. Муравьев спросил у Тухачевского:
— Прямо из Москвы к нам?
— Так точно, — вскочил Тухачевский. — Разрешите передать вам пакет, товарищ главком.
— Сидите, Михаил Николаевич, — Муравьев, не торопясь, оторвал тонкую полоску от конверта. Щуря усталые глаза, прочитал письмо. Вслух произнес фразу, которая, как видно, больше всего удивила:
«По указанию Председателя Совета Народных Комиссаров Ульянова-Ленина направляется для исполнения работ исключительной важности».
Отложив письмо, еще раз оглядел молодого посетителя, словно прикинул, могут ли к нему относиться слова, написанные в письме Высшего Военного Совета. Не скрывая любопытства, спросил:
— Вы знакомы с Владимиром Ильичом?
— Накануне отъезда в Казань он меня принял.
— Как он? Признаться, я влюблен в Ильича. Счастье русской революции, что у нас есть такой человек, как Ленин. Глыба, гигант! Он знает, чего хочет. И знает, что делать. Сразу после падения Временного правительства Владимир Ильич вручил мне судьбу Петрограда — доверил командовать Гатчинским фронтом. Мне рассказывали, что он был очень доволен, когда я ему прислал копию первого приказа по Гатчинскому фронту. Не желаете полюбопытствовать? Храню его, как дорогую историческую реликвию.
Главком пересек кабинет, открыл сейф, достал сафьяновую папку с золотыми застежками, протянул Тухачевскому два листка гербовой бумаги, исписанных каллиграфическим почерком.
— Теперь эти документы уже принадлежат не мне, а истории.
Михаил Николаевич взял протянутые главкомом бумаги, вначале с любопытством, а потом и с волнением прочитал их:
После ожесточенного боя части Пулковского отряда одержали полную победу над силами контрреволюции, которые в беспорядке покинули свои позиции и под прикрытием Царского Села отступают к Павловскому-2 и Гатчине.
Наши наступающие части заняли северо-восточную оконечность Царского Села и станцию Александровскую. На правом фланге у нас был Колпинский отряд, на левом — Красносельский.
Приказываю Пулковскому отряду занять Царское Село и укрепить подступы к нему, особенно со стороны Гатчины.
Затем продвинуться дальше, занять Павловское, укрепить его с южной стороны и захватить линию железной дороги до станции Дно.
Отряд должен принимать все меры к укреплению занятых им позиций, возводя окопы и другие оборонительные сооружения.
Он обязан войти в тесную связь с Колпинским и Красносельским отрядами, а также со штабом начальника обороны Петрограда.
К приказу номер один подколота радиограмма, переданная из Царского Села:
30 октября в ожесточенном бою под Царским Селом революционная армия наголову разбила контрреволюционные войска Керенского и Корнилова.