Обе телеграммы раздражали главкома. Он не считал себя подчиненным Высшему Военному Совету, находившемуся вдали от Москвы и от фронта, не любил руководителя этого совета — генерала, протиравшего штаны в царской ставке — Бонч-Бруевича. Правда, его брат, старый большевик, был помощником самого Ленина. Но все-таки не много ли командиров над командующим? У каждого свои планы, а у Муравьева свои. Лучше всего бросить эти телеграммы в корзину и напрочно о них забыть. Но о Сологубе не забудешь. Прибудет генерал и начнет давать советы, вмешиваться в распоряжения.
А что ответить Высшему Военному Совету? Мол, так и так, мне на месте виднее, как поступать; с белочехами еще надо разобраться. Да, они заняли несколько городов, угрожают нашей базе. Но выгодно ли с ними воевать? Они ненавидят немцев, и мы тоже. Вспомнил Киев. Триумф после разгрома Каледина. На прием прибыл Масарик — признанный вожак чехословаков, оказавшихся в плену. Милый человек. С ним можно иметь дело. Это сразу понял Муравьев. Он, не колеблясь, вступил с ним в переговоры, от имени «Высших властей России» выдал ему охранную грамоту. Охотно подтвердил, что эти самые власти «ничего не имеют против того, чтобы чехословацкие части перешли на содержание других правительств». Правда, не сам он до этого додумался. Так на Украине посоветовали ему поступить такие же посланцы Марии Спиридоновой. По их указанию он послал в Москву, мягко выражаясь, не соответствующую истине телеграмму:
«Представители Антанты явились засвидетельствовать свою политическую лояльность. Их настроение чрезвычайно доброжелательно и, пожалуй, даже восторженно по отношению к успехам завоеваний революции».
Муравьев зло посмотрел на длинноносого в очках. Как он мог поддаться на уговоры подобного человека, поставить на карту свою карьеру. И о переговорах с Масариком узнал Дзержинский, и содержание охранной грамоты ему стало известно. Ленин не поддался сладостному обману, не поверил в «лояльность Антанты». И что же произошло? Советчики, крикуны остались в стороне, а герой разгрома Корнилова и Каледина оказался в подвале киевского чека. Тогда еще не было военконтроля. Пришлось бы объясняться с самим Дзержинским, что не входило в планы Муравьева. Правда, на выручку пришла все та же Мария Спиридонова. Она призвала на помощь Троцкого. Он решительно вмешался и вызволил из тюрьмы, направил на Восточный фронт. Михаил Муравьев даже наедине с собой не любил вспоминать то, что произошло в Киеве. Особенно было неприятно, что чекисты обвиняли его не столько в связях с Масариком, превышении своих полномочий при переговорах с ним, обмане правительства, сколько в мародерстве, грабежах населения, насилиях. Конечно, он сам не насиловал девиц и не грабил квартир, но черт его попутал… Он не только не препятствовал разбою, учиненному его войсками в Киеве, но и сам кое-чем поживился из награбленного.
Левые эсеры помогли замять это неприятное дело. Всех, кто вспоминал о киевском инциденте, обзывали клеветниками, злопыхателями.
Мария Спиридонова — мастерица произносить зажигательные речи. Она и ее подручные произвели подполковника Михаила Муравьева в чин полковника, окрестили красным Гарибальди, до небес вознесли его полководческий гений. И все-таки Муравьев помнил, как дрожал на допросах в киевской чека, как поклялся себе в тюремной камере, что никогда больше не поддастся на сладкие речи левых эсеров. Да, тогда, сразу после Октября, не разобравшись как следует в событиях, он поверил Марии Спиридоновой, решил почему-то, что за ней будущее, что, следуя за ней, быстрее дорвется до неограниченной власти. Но власть остается у большевиков. Ссориться с ними нет резона. Теперь он будет поступать только так, как сам посчитает нужным. Приезд нового эмиссара Спиридоновой вызвал раздражение.
— Ну?! — бросил коротко, как ударил хлыстом.
— Обстоятельства чрезвычайные, товарищ главком, назревают великие события…
— Борис Станиславович, ваше появление в моем штабе по меньшей мере глупость, если не предательство. Удивляюсь, такой опытный конспиратор, как Спиридонова, посылает вас в Казань. Да вы что, задались целью меня дискредитировать? Мне и так житья нет от членов Реввоенсовета. Вы же знаете, каких правоверных комиссаров после Киева приставили ко мне большевики. Во все дыры они пихают своих людей, словно петлю набросили мне на шею, а вы являетесь в штаб и чванливо сообщаете адъютанту, что прибыли по поручению ЦК партии левых эсеров. Что же мне, арестовать вас прикажете?