Борис Станиславович побледнел, торопливо стал объяснять, что наступил решающий час. Пришло время действовать. Скоро они, левые эсеры, станут у власти в революционной России. Успех задуманного во многом зависит и от решительности, мужества Муравьева. Мария Спиридонова на него рассчитывает. Только поэтому она и послала его, известного теоретика партии, в помощь главкому, чтобы в нужную минуту оказать ему надежную поддержку.
— Как в Киеве! — буркнул Муравьев.
— Я прислан вас познакомить с постановлением нашего Цека, которое нельзя было доверить почте, дипкурьерам. Центральный Комитет признал необходимым в самый короткий срок положить конец так называемой «мирной передышке»…
Выдержав паузу, внимательно посмотрев на Муравьева, так и не поняв, как он отнесся к постановлению ЦК, Борис Станиславович пошел с козырной карты. Он доверительно сообщил, что после того как начнется снова война с немцами, а об этом ЦК позаботится, Муравьеву необходимо добиться, чтобы Восточный фронт объединился с чехословаками. Масарик вспомнит об услуге, которую оказал ему Муравьев, повернет свои эшелоны на Москву. Вместе с братьями чехами мы объявим войну немцам, спасем Россию от большевиков. Вы, Муравьев, будете верховным главнокомандующим всех войск России.
— Любите вы, цекисты, на чужом горбу в рай ехать. Что мне делать, не выполнять приказов Совнаркома и пойти под суд трибунала?.. — и, немного остывая, сказал: — Хорошо, Борис Станиславович, идите, оставьте меня одного. Чудошвили вас устроит на императорском судне «Межень». В гостинице рискованно, не вступайте в конфликт с чека и не появляйтесь больше в штабе. Когда вы мне понадобитесь, я вас найду.
Отдав нужные распоряжения адъютанту, Муравьев спрятал в сейф телеграммы, полученные из Мурома, и, возвращаясь к письменному столу, глянул в зеркало. На него смотрел все еще молодой и энергичный военный. Мужественное, даже красивое лицо, которое так нравилось полковым дамам, не успели перепахать морщины. Лишь на висках появилось несколько седых волос, да глаза чуть помутнели, устали. Скрестив руки на груди, главком улыбнулся, может быть, Спиридонова и правильно ему наворожила: быть Михаилу Муравьеву русским Наполеоном, красным Гарибальди. Главное — не торопиться, не зарваться, не допустить снова ошибки.
В этом же здании, где сейчас помещается штаб фронта, Миша Муравьев был юнкером, боялся офицеров и юнкеров из именитых фамилий. Никто тогда не подозревал, что именно он, один из всего Казанского училища, достигнет поста главкома. Почему же ему не стать русским Бонапартом?
Глава шестая
ЗНАКОМСТВО
Поздней ночью к поезду, следующему через станцию Инзу к Симбирску, прицепили служебный вагон командарма-один. Ординарец Тухачевского Йонас Петрила и его дружок, взятый для охраны вагона, Петр Федорович, едва успев лечь на полку вагона, захрапели. Михаил Николаевич долго стоял у окна, смотрел в темноту ночи, думал о делах, которые ждали в Симбирске. Мысленно продолжал спор с комиссаром армии. Упрямым и, как казалось Тухачевскому, весьма недалеким человеком.
Комиссар встретил Тухачевского недоверчиво. В интонациях его голоса, презрительном взгляде без труда можно было прочесть: «Карьеру делаешь, золотопогонник. Перекрасился, лейб-гвардеец».
Михаил Тухачевский из Казани на станцию Инза ехал окрыленный, полный радужных планов. Пост командарма, о котором совсем недавно он и мечтать не смел, сейчас несколько кружил голову. Хотелось оправдать доверие. А сделать это можно было лишь в бою. Белочехи захватили Самару. Их следовало оттуда изгнать. Всю дорогу от Казани до Инзы он строил планы предстоящей операции, один смелее другого, понимая, что на месте, когда примет армию, познакомится с ее силой, возможностями — все эти планы могут оказаться непригодными. Но мечту о близкой победе, боевой славе нельзя было убить.
На станции Инза командарма ждало горькое разочарование. Правда, главком его предупреждал, что пока еще Первая армия не является регулярным соединением, что не все дивизии сформированы, нет штабов… Но того, что пришлось увидеть, он не ожидал. На запасных путях стояло множество товарных и пассажирских вагонов. В них жили солдаты, объединившиеся по принципам землячества или дружеского расположения. Вид бойцов был далеко не военным. Одеты, кто во что горазд, неряшливо, без малейшего уважения к форме. Оружие солдаты носили кому как вздумается — у одного винтовка, как у охотника ружье, болтается на шее, у другого — висит на ремне вниз стволом. Встречались солдаты, опоясанные пулеметными лентами, но без оружия. У вагонов привязаны коровы, козы. Здесь же в корытах стирают белье какие-то женщины, бегают голопузые ребятишки. Лагерь беженцев, а не войсковые части.