Возле гимназии, где учился Владимир Ильич, Варейкис остановился, вслух произнес: «Ни тени сомнения». Подошел знакомый педагог:
— Вы мне что-то сказали? — спросил он.
— Здесь, именно здесь, — запальчиво он сказал учителю, словно тот с ним спорил. — Мы поставим памятник Карлу Марксу, первейшему учителю Ульянова-Ленина. А? — не дождавшись ответа от случайного собеседника, уверенно добавил: — Не сомневайтесь: здесь будет стоять первый памятник, поставленный Советской властью.
— Скажите, Иосиф Михайлович, что происходит в Москве, в городе распространяются слухи, — спросил педагог.
— Слухи? Не верьте слухам. В Москве все будет в порядке. В этом тоже можете не сомневаться.
На пристани речники встретили Иосифа Михайловича все тем же вопросом о Москве, который не давал в эту ночь покоя людям во многих городах России. Варейкис пересказал Правительственное сообщение, призвал рабочих к бдительности, напомнил, что победа зависит от каждого, кто верен Советской власти.
— Правительство призывает, — воскликнул Варейкис: — Все на свои посты! Все к оружию! Вот оно, ваше грозное оружие, — указал на стоящие у причалов пароходы и баржи. — Вы выполнили заказ армии, внесли свою лепту в разгром врага, земной поклон вам за это.
— Это же, товарищ Варейкис, не крейсера и не эсминцы, — с грустью сказал старый мастеровой. — На таких не очень повоюешь!
— И за них вам скажет спасибо командарм Тухачевский.
Варейкис знал, что командарм в своих планах освобождения Самары большой расчет строил именно на этих «транспортных средствах». Направление главного удара на город командарм определил по Волге, откуда меньше всего ждали его белочехи и контрреволюционные войска. Небольшой флотилией, созданной симбирскими рабочими, Тухачевский предполагает перебросить к Усолью пехоту и артиллерию, по берегам бросить конницу и броневики.
…В партийном комитете Варейкиса ждала Клава Верещагина.
— Проспали, Иосиф Михайлович? — спросила журналистка. — Только что получили Правительственное сообщение из Москвы.
— Читал уже.
— Не случайно проводили Беретти и Иванов митинг в бронедивизионе, — сказала Клава. — Они знали о готовящихся в Москве событиях.
— Пожалуй, ты права.
— Не только Беретти, но и другие командиры воинских частей, — сообщила Верещагина, — прибывшие в Симбирск якобы на пополнение Первой армии, получили указание выполнять приказ только главкома Муравьева и никого больше. Не кажется ли это, Варейкис, подозрительным? — не ожидая ответа Иосифа Михайловича, девушка продолжала информацию: — Пулеметная команда, моряки, полк китайцев находятся под командованием левых эсеров. Иванов и Недашевский там свои люди.
— Я сейчас еду к Тухачевскому, а ты все, что мне говорила, расскажи председателю чека. Ясно?
Вернувшись от дверей, Иосиф Михайлович попросил:
— Начните в «Известиях» кампанию за переименование улиц Симбирска. Пора дать революционные имена всем этим панским и дворянским улицам.
Верещагина удивленно посмотрела на Варейкиса: не разыгрывает ли он ее? Нет, он был вполне серьезен.
— Думаешь, не время нам заниматься такими делами? Самое время, Клава. Пусть знают гады, что мы не испугались мятежа. Мы уверены в том, что революция победит. Вот мы и даем улицам и площадям имена своих героев. Поставим в Симбирске памятник Карлу Марксу. Не на один день — на века.
— В этом, пожалуй, есть смысл. Но я не думала, что вы такой фантазер, Варейкис, — призналась Верещагина.
— Фантазер, говоришь? Нет, — возразил Иосиф Михайлович. — Собери завтра, часов в десять, художников и скульпторов Симбирска. Поговорим с ними о проекте памятника Карлу Марксу.
— Хорошо, — согласилась Верещагина, — завтра в десять. Вот удивятся, когда скажу, по какому поводу вызывают их в комитет партии большевиков. Симбирск наводнен слухами о мятеже левых эсеров в Москве, а мы приглашаем художников, чтобы поговорить о проекте памятника Карлу Марксу. Право, здорово!
Открыв дверь кабинета командарма, Варейкис увидал Тухачевского в расстегнутой гимнастерке, без ремня. Михаил Николаевич подбородком прижал к плечу скрипку. Брови сдвинуты к переносице, на лбу залегли глубокие морщины.
Увидев гостя, Михаил Николаевич неохотно отложил скрипку:
— Ты? Садись. Удивлен?
— Признаться.
— А я взбешен. Только скрипка меня спасает, а то…
Вместо объяснения, что скрывается за многозначительным «то», командарм протянул Варейкису план Самарской операции, подписанный командующим Восточным фронтом Муравьевым. Не разбираясь в стратегии и тактике, Иосиф Михайлович долго и сосредоточенно вчитывался в план, по которому предписывалось Первой армии полукольцом в триста верст окружить Самару. Разделить всех бойцов на семь колонн, и лишь одной из них численностью в восемьсот штыков нанести главный удар по городу.