— Наверное, ты прав, но только этим вряд ли ограничился бы Муравьев. Он знал, что ты можешь не согласиться с его планом… Какой парад готовит Иванов? Радоваться у левых эсеров нет повода. Так почему играл оркестр?
Гражина и Трезор были неразлучны. Когда Варейкис привел девочку к Елене Антоновне, то сеттер встретил ее как старую знакомую, приветливо лизнул в лицо, не желал с ней расставаться даже на минуту. В отличие от Трезора, тетя Эляна оказалась более сдержанной в проявлении своих чувств. Она настороженно разглядывала племянницу, угадывая в ней черты, как теперь оказалось, покойной сестры Бируте. По мере того как Гражина рассказывала тете о своей маме, папе, приезде бабушки в Каунас, Елена Антоновна убеждалась, что эта чумазая беспризорная девчонка — действительно ее племянница. Сомнения окончательно исчезли, когда девочка, разглядывая альбом в кожаном переплете, безошибочно указала на фотографии бабушки, дедушки, самой Эляны в гимназической форме, заявив, что точно такие же хранились и у них дома, только у мамы было карточек меньше и альбом тоньше.
— Я похожа на твою маму? — спросила Елена Антоновна.
— Нет! Ни чуточки, — поспешно ответила Гражина.
— Как же так, — возразила Елена Антоновна, — нас всегда находили очень похожими. Смотри сама.
Тетя положила рядом фотографии двух девочек в гимназической форме. Гражина знала, что на одной сфотографирована ее мама, а на второй — тетя Эляна. У гимназисток одинаковый овал лица, разрез глаз, прямой, чуть широковатый нос, пухлые губы, пышные волосы.
— Ну, похожи?
— Нет, — упрямо повторила девочка, — нос и глаза, может, и похожи. Только мама была совсем, ну совсем другая.
Отношения между тетей и племянницей не налаживались. Гражина замкнулась, не знала, о чем можно говорить с тетей Эляной, скучала по Сашке, по воле. На вопросы отвечала односложно, вежливо благодарила за оказанные ей услуги. Прежде всего Гражина была вымыта в ванне, ее одежда сожжена в печке. Тетя Эляна выменяла для девочки на барахолке два платья — ситцевое и шерстяное, чулки, сандалии. Белье перешила из своего. Обещала, что к зиме переделает ей свое старое пальто. Теперь девочка вовремя ела, спала в чистой постели и все-таки чувствовала себя одинокой, даже более несчастной, чем раньше.
Елена Антоновна предложила племяннице учиться играть на рояле.
— А зачем мне это нужно, — удивилась Гражина. — Лучше бы научили из револьвера стрелять. Или сами не умеете?
Принесла Елена Антоновна племяннице романы Чарской и Вербицкой, которыми в гимназические годы зачитывались сестры Бируте и Эляна. Девочка посмотрела картинки, прочла несколько страниц и отложила книги.
— Неинтересно? — удивилась тетя.
— Ерунда, — ответила племянница.
Утром Гражина решила идти в типографию, чтобы взять для продажи газеты. Елена Антоновна запретила, объяснив, что она еще маленькая. Ей нужно не работать, а учиться.
Если же не может найти себе дела, пусть помогает по хозяйству, гуляет с Трезором.
Около двух часов бродила по улицам Гражина, гордо ведя на поводке сеттера. Она надеялась встретить Сашку или кого-нибудь из знакомых мальчишек. «Наверное, уже распродали газеты и теперь околачиваются в типографии», — с завистью думала девочка.
Когда Гражина и Трезор, нагулявшись, вернулись домой, то оказалось, что у тети гости. По голосу она угадала того самого командира, который не только не заступился за нее тогда на базаре, но еще и смеялся над газетой. Не желая с ним встречаться, Гражина пошла в свою комнату и, улегшись рядом с Трезором, стала показывать ему фотографии из альбома.
— Это моя бабушка, видишь, какая старенькая. А это моя мама, когда еще девочкой была, — объясняла она собаке.
Трезор внимательно, не мигая, смотрел то на девочку, то на альбом и, кажется, понимал, о чем она ему рассказывает.
Тихий разговор в гостиной вдруг перерос в крик. Вскочил Трезор, готовый броситься на помощь хозяйке, прислушалась девочка.
— Вы ошиблись, Клим Сергеевич, я не стану вашим осведомителем.
— Смотрите, не продешевите, Елена Антоновна, ставите не на ту лошадь.
— В бегах я никогда не участвовала. В купеческом сословии не состою.
— Разве быть шлюхой длинноволосого большевика лучше! — выкрикнул Иванов.