— Опять, выходит, вшей на германском фронте кормить.
— Выходит, что так.
К Петриле подошла баба в цветастом ситцевом платье, с корзинкой в руках:
— Семечки, горячие семечки, покупай, служивый, семечки.
— Скажи, гражданочка, будь любезна, тут что, митинг был?
— Конечно, состоялся, — охотно вступила в разговор торговка семечками. — Ты опоздал? Сам верховный главнокомандующий выступал. Такой представительный из себя мужчина, глаза черные, блестящие, голос бархатный…
— Муравьев, что ли?
— Может, и Муравьев, фамилию я не расслышала. А рядом с ним стоял такой красавец, инородец в красной черкеске, я с него глаз не спускала. Бывают же такие красивые мужчины. Счастливые, наверное, те бабы, которых они любят, а?
— Чего главком говорил? Солдаты, слышал, болтают, что замирение с белочехами вышло, против немца снова воевать станем?
— Не все одно, против кого тебя пошлют воевать. Будешь брать семечки? Нет! Так чего же ты пристал ко мне, как банный лист к заднице. Семечки, каленые семечки! Кому семечки?
Оставив коней, — все равно командарм не скоро вернется, раз такая ситуация получается, Йонас пошел потолкаться среди зевак, может, что толковое услышит о речи Муравьева, узнает новости.
— Дядя Йонас, — Гражина вынырнула из толпы и схватила Петрилу за руку, — здравствуйте.
— Тетя Эляна, это дядя Йонас. Он тоже из Литвы.
— У тебя такая большая родня, — засмеялась Елена Антоновна. — Сплошь все тети да дяди.
— А я и не верил девчонке, когда она в Москве сказала, что едет на Волгу тетю искать, — признался Петрила.
— Смотрите, смотрите, — испуганно произнесла Елена Антоновна, — что это? Господи, они арестовали Тухачевского.
По трапу «Межени» спускался командарм. С обоих сторон шли сербы. Они держали Тухачевского за руки. Грузин в красной черкеске приставил маузер к спине командарма. Конвой возглавлял раздувшийся от важности Клим Иванов. Он грозно покрикивал на зевак:
— Дорогу! Эй, дорогу!
— Надо своих предупредить, — ординарец командарма устремился к коновязи.
Но предупредить он никого не успел. Елена Антоновна видела, как к Петриле подошли два серба с винтовками. Как видно, ожидали его возле лошадей. Что-то сказали и повели на пароход, стоявший рядом с «Меженью».
— Гражина, милая, — горячо зашептала на ухо девочке тетя Эляна, — надо узнать, куда повезут Тухачевского. Я не могу — там Иванов.
Ловко продираясь сквозь толпу зевак, девочка подошла к черному автомобилю, у которого стоял командир бронедивизиона. Сюда вел свою группу и Клим Иванов. Беретти встретил Тухачевского злорадным вопросом:
— Поручик, кажется, вы собирались меня расстрелять?
— Жалею, что этого не сделал, — признался командарм.
— Прекратить разговоры! — приказал Клим Иванов.
— Торопитесь, Клим Сергеевич? — спросил Беретти. — Боитесь упустить жирный кусок при дележке пирога?
Клим Иванов действительно торопился. Он боялся отстать от свиты Муравьева, хотел лично арестовать Варейкиса и других большевиков, которые, несмотря на приглашение главкома, не соизволили приехать на «Межень». Нельзя было опоздать и в Троицкую гостиницу, где через два часа начнется заседание фракции левых эсеров Симбирска и где, как обещал Муравьев, он окончательно уточнит состав кабинета министров Приволжской независимой республики.
— О каком пироге вы толкуете, Беретти? — с презрением ответил Иванов командиру бронедивизиона. — Когда решается судьба Родины, когда мы своими руками создаем историю…
— О жирном пироге толкую, Клим Сергеевич, — оборвал его Беретти.
Командующий Симбирской группой войск счел для себя за благо в настоящей ситуации уклониться от спора с Беретти, отец которого — царский генерал, как поговаривали в свое время, был непосредственным начальником Муравьева. Тоном, не терпящим возражения, предупредил:
— Охрана Тухачевского верховным командующим возложена на вас, Беретти. При попытке его к бегству — стреляйте. Если большевики попытаются его освободить — живым не отдавайте.
— От нас живым не уйдет, — успокоил Иванова командир бронедивизиона и, обращаясь к шоферу, приказал: — На станцию Симбирск-первый. Живо!
Вечером десятого июля улицы Симбирска опустели. Не было смены флагов, не было уличных боев, вроде и не менялась власть, а опытный обыватель почувствовал, что в городе творится что-то неладное. За опущенными шторами, закрытыми ставнями горожане горячо обсуждали события минувших часов, спорили до хрипоты: хорошо это или плохо, что образована новая Приволжская независимая республика. Скептики считали, что от нее будет такой же толк, как от других скоропалительно назначенных правительств: Самарского, Уральского, Сибирского и еще бог знает каких. Чем больше правительств, тем чаще обыски и аресты, тем обильнее льется народная кровь.