Муравьев начал смутно догадываться, что что-то готовится. В один из таких наиболее шумных моментов вышел левый эсер Иванов, командующий Симбирской группой войск. С его появлением еще больше поднялся шум. Он вернулся бледный и попросил, чтобы я вышел и успокоил бойцов. Когда я вышел, то оказалось, что был разоружен адъютант Муравьева. Адъютант подошел ко мне и попросил возвратить ему оружие. Я ответил: «Мы сейчас, товарищи, разберемся, а вы пока посидите», а ответственным товарищам из отряда заявил, чтобы они зорко смотрели за ним.
Был еще ряд подобных моментов, которые усиливали тревогу левых эсеров и Муравьева с его тремя телохранителями. Муравьев к концу заседания страшно побледнел, растерянно посматривая по направлению двери, на его лице не было ни улыбки «Наполеона», ни удали «Гарибальди», с которыми он себя сравнивал в тот вечер перед красноармейцами.
Я объявил перерыв. Муравьев встал. Молчание.
Все взоры направлены на Муравьева. Я смотрел на него в упор. Муравьев тоже. Чувствую, что он прочел в моих глазах что-то неладное и сказал: «Я пойду, успокою отряд». Он повернулся и направился со свитой солдатским шагом к двери.
Для слабых момент психологически невыносимый.
В это время за дверью приготовились для ареста. Тов. Медведь ждал условного знака, который я должен был ему подать в нужный момент.
Муравьев подошел к выходной двери. Ему осталось сделать шаг, чтобы взяться за ручку двери. Я махнул рукой. Тов. Медведь скрылся… Через несколько секунд дверь перед Муравьевым распахнулась, блестят штыки…
Муравьев оказался поставленным лицом к лицу с вооруженными красноармейцами-коммунистами.
— Вы арестованы!
— Как, провокация? — крикнул Муравьев и схватился за маузер, который висел у него за поясом. Тов. Медведь схватил его за руку. Муравьев выхватил левой рукой из кармана браунинг и хотел стрелять.
Увидев вооруженное сопротивление, отряд начал стрельбу. После шести-семи выстрелов с той и с другой стороны Муравьев свалился убитым в дверях исполкома, из головы потекла кровь.
Все это произошло в одно мгновение. Изменник, пытавшийся нанести удар в спину Советской власти, уничтожен.
Так кончилась предательская авантюра неудачного «Бонапарта», авантюра, которая могла бы поставить Советскую Россию перед фактом беспрепятственного занятия белочехами всего Поволжья, а может быть, привести и к удушению революции.
Муравьевщина серьезно осложнила обстановку на Восточном фронте. Если армия оказалась непоколебимой, то среди командного состава имелись и явные предатели, и люди, обманутые Муравьевым.
Всех, кто был в зале, охватило оцепенение, когда оказалось, что Муравьев убит. Многие не ожидали того, что произошло, хотя нам было ясно, что Муравьев живьем не сдастся.
Вбегаю в гимнастический зал и призываю всех к революционному порядку. «Как бы ни были неожиданными и, быть может, для многих тяжелыми моменты, мы обязаны владеть собой и довести до конца начатое нами! — крикнул я на весь зал, и все встрепенулись и обернулись ко мне. — Сейчас, ввиду серьезности момента, мы должны как можно быстрее действовать. Командование войсками в Симбирске в настоящий момент беру на себя я. Итак, еще раз приказываю: «К порядку! Часовые по местам!..»
…Наша фракция в Симбирском губисиолкоме была незначительна — всего восемь-десять человек, но в эту ночь каждый из нас оказался на высоте положения…
Через несколько часов освободили арестованного Муравьевым тов. Тухачевского, которому я передал командование.
Стало совершенно светло, тихо, появились объезжавшие отряды члены нашей фракции и сказали, что все тихо, все сделано, все готово».
Варейкис достал из шкафа подушку в серой наволочке, старую шинель, положил их на диван, но ложиться не стал: все равно не заснет. Весь день, ночь нервы были собраны, словно сжаты в кулак, а сейчас, когда все кончено, наступила разрядка — трясет, как в лихорадке. Иосиф набросил шинель на плечи, распахнул окно. Небо было голубым, но еще не прозрачным, кроны деревьев с восточной стороны — золотисто-зелеными, а с западной темными, словно в зеленую краску подмешали черной. Окна третьего этажа соседнего здания отливали червонным золотом. Какие краски использовал бы Василий Дмитриевич, чтобы написать этот рассвет? — Иосиф Михайлович смотрел на пробуждающуюся природу, и казалось ему, что присутствует он на одном из уроков художника Поленова, видит, как мастер пейзажа накладывает на полотно краски.