— Мамина родная сестра живет где-то на Волге, — подтвердила девочка. — Но мама с нею не переписывалась, потому что сестра смеялась, что мама, дочка доктора, на мастеровом женилась…
— Вышла замуж, — машинально поправил Тухачевский и спросил: — На Волге много городов, в каком из них живет твоя тетя, как ее фамилия?
— Как-то мама говорила папе, что тетя Эляна живет в том самом городе, где родился Ленин.
— В Симбирске, — подсказал Тухачевский.
— Вы знаете, где родился Ленин?
— Представь, знаю, — и, неожиданно для себя, Михаил Николаевич признался: — сам Владимир Ильич мне об этом напомнил.
Гражина вздохнула:
— Мама очень хотела увидеть Ленина, но так и не успела.
Глава четвертая
ВАРЕЙКИС
«Венцом» в Симбирске называют бульвар, раскинувшийся на крутом волжском берегу. Он, словно корона, венчает город. В мае, когда Иосиф Михайлович Варейкис приехал в Симбирск, чтобы возглавить партийную организацию большевиков города, на бульвар его привел Михаил Андреевич Гимов — председатель Симбирского губернского исполкома депутатов трудящихся.
— Венец — делу конец, — пошутил тогда Гимов, — а у нас с тобой, Иосиф, дела только начинаются.
— Какие краски, какая прелесть! — восторженно воскликнул Варейкис.
Иосиф Михайлович впервые был на Волге. После мрачных поселков Донбасса, затопленных шахт, напоминающих грязные горы терриконов, заплеванных станций, — Симбирск показался ему райским уголком. Они стояли на краю обрыва, под ветвями развесистого дуба. Волга еще не вошла в свои берега после весеннего паводка. Видны были кроны деревьев, растущих на затопленных маленьких островках, пригороды.
— Любоваться этой прелестью, — произнес Михаил Гимов, — красотами природы нам недосуг, товарищ Иосиф. Весна ныне на Волге голодная, время волчье, а работы у нас, большевиков, невпроворот.
— Голод, кровь, война, — вздохнул Варейкис, — и все-таки мы видим красоту паводка, восхищаемся зарей, радуемся цветам и женской улыбке…
— Ты что, лирик? — подозрительно посмотрел на спутника Гимов.
— Токарь, Миша, — успокоил Варейкис, хотел добавить, что и художник, но постеснялся. Токарем он работал девять лет, а художником ни одного дня. Хотя было время, когда мечтал стать живописцем. И судьба ему в этом благоприятствовала. Товарищи, занимавшиеся в кружке художника Василия Дмитриевича Поленова — известного пейзажиста, — привели на занятия и токаря Варейкиса. Рисунки Иосифа понравились Поленову. Он охотно занимался со способным молодым рабочим, предсказывал ему будущее в искусстве. Но жизнь рабочего-коммуниста, подпольщика оставляла мало времени для живописи, а после революции на фронтах гражданской войны и вовсе не выпадало свободной минуты, чтобы остаться наедине с красками и полотном.
Они стояли на откосе рядом — Гимов и Варейкис — два большевика, которым партия доверила нести свет новой жизни в Симбирск, люди, объединенные одной целью, такие не похожие друг на друга, такие разные. Михаил Гимов — широкоплеч и высок. Пышные усы, лихо закрученные колечками кверху, сдвинутые к переносице густые брови, хмурый исподлобья взгляд делали его лицо суровым. Хотя Гимов был старше своего товарища всего на два-три года, Варейкис по сравнению с ним казался подростком. У Иосифа длинные, каштанового цвета волосы, спадающие до плеч, широко расставленные, вобравшие в себя голубизну литовских озер глаза, по-детски припухлые губы, румянец во всю щеку, что, к его большому огорчению, отнюдь не придавало лицу мужественного выражения. А ведь жизнь Варейкиса не баловала, и испытания на его долю выпадали такие, что можно было поседеть, а он в свои двадцать четыре года все продолжал оставаться розовощеким молодым человеком.
— С товарищем Серго ты давно знаком? — спросил Гимов.
— Можно считать, почти незнаком.
— Как так? — удивился председатель губисполкома. — Мне сказали, что тебя в Симбирск товарищ Орджоникидзе рекомендовал.
Варейкис объяснил, что после Октябрьской революции он работал на Украине — воевал против гайдамаков и различных банд, а затем, словно вспомнив что-то очень смешное, задорно улыбнулся:
— Спорю, ни за что не догадаешься, какой пост я там занимал последнее время?..
— Чего догадываться, сам скажешь.
— Был наркомом государственного призрения Советской Донецко-Криворожской республики.
— С Артемом работал? — спросил Гимов.
— С ним. Замечательный человек Федор Андреевич. Знаком, что ли?