Когда Солнце поднялось над горизонтом Земли, взору предстала красивая голубая планета, тихая и спокойная, словно она легла спать. Ничто не напоминало о случившемся. И так продолжалось до заката, когда вместо появления множества огоньков по всей материковой части суши нас ждала всё та же темнота. Как будто настало время часа Земли. Снова. И снова.
Мы ждали, искали. Но время шло, запасная энергия заканчивалась. Инженерам нужно было чинить батареи, да и работа других специалистов не требовала отлагательств. Постепенно места у иллюминаторов освободились, жизнь вернулась в привычное русло. У всех нас, но не у них. Пилоты-земляне никак не могли решиться покинуть станцию, отправиться на Землю, чтобы узнать страшную правду, заодно бросив нас на произвол судьбы. Мы не мешали им думать. Большинство продуктов, воду, энергию мы давно научились воспроизводить в условиях открытого космоса. Без корабля мы бы выжили, но стали бы лишены надежды узнать информацию о тех, за кем приглядываем все эти годы. С тех пор, как почти сто лет назад, земные учёные создали расу бессмертных. Людей, которые никогда не состарятся. Людей, которые никогда не ступят на Землю. Нас.
В конце концов, они остались с нами, чтобы дожить последние годы, мучаясь от незнания, тоски по родине. Да, мы не такие, как они, мы не стареем, не понимаем, каково тем, кто знает, что в любом случае умрёт, никто из нас никогда не был на Земле и вряд ли будет. Даже если бы жизнь на планете по-прежнему оставалась такой, как несколько дней назад, вряд ли хоть один осмелился бы отправиться на историческую родину. Потому что бессмертны мы только в космосе.
3
Космическая станция,
297 год новейшей эры (2419 год от Рождества Христова)
Население 32 астрона
Эйлер закрыл глаза и представил, как солнечные лучи обжигают кожу, проникают сквозь закрытые веки, доставая до самых внутренностей. Наверно, это похоже на свет и тепло от лампы, окрашенной в жёлтый. Фоном звучал голос Элион, вещающий об особенностях вегетации лука. От посторонних мыслей отвлёк вопрос Линдала. Будут ли использоваться заброшенные модули для увеличения урожая? Эйлер и сам много раз думал о возобновлении жизнеобеспечения на старых модулях, но в его планы и не входили посевы овощных культур. Еды и так вполне хватает. Неужели Совет решил увеличить численность жителей станции? Зачем? Уже множество рассветов никто не погибал. А в инкубаторе двое младенцев, созданных без необходимости.
Эйлер поднял руку, желая высказаться.
– Я бы не советовал занимать модули под фермы. Сначала нужно проконсультироваться с инженерным отделом о наличии необходимых запчастей.
– И что говорят инженеры?
– Только то, что у нас нет ресурсов, чтобы увеличивать население.
– Кто говорит об увеличении населения?
– Уверен, ты именно к этому и клонил, задавая свой вопрос, – резко ответил Эйлер. Понимая, что его понесло не туда и что подобные споры обычно заканчиваются только ссорами, он всё же не мог не выразить свою точку зрения. Как будто именно сейчас решается судьба станции, а он – единственный, кто может спасти её от гибели. Виной всему – вспыльчивый характер Эйлера, который инженер не мог обуздать все 250 тысяч рассветов своей жизни. В прочем, это совсем немного для бессмертного.
– Ничего подобного я не говорил, – Линдал обиделся. Он был младше Эйлера почти на 50 тысяч рассветов, и воспринимал все слова, сказанные против его мнения, как личное оскорбление.
– Ребят, давайте обсудим это на заседании Совета, а не на семинаре по обмену опытом? – примиряюще вставила Элион.
Слова ведущего биолога потонули в общем гвалте. Каждому захотелось высказаться по возникшему вопросу. Мнения делились, примерно, 60 против 40 за увеличение количества жителей станции. Так было каждый раз с тех пор, как Совет поднял вопрос о ремонте заброшенных модулей. Эйлер был уверен, что кто-то точно уже пожалел, что подал такую идею. Прийти к единому мнению с каждым разом казалось всё более и более нереальным.