Раздумывая над тем длинным путем, который проделал от «Гаража 2102», я не заметил, как упал в цилиндр первый шар и очнулся от звука гонга. Стадион показался мне омертвевшим, захотелось уйти.
Я поблуждал по туннелям, что неплохо умею делать, а к трем, как было между нами оговорено, вернулся к билетной кассе. Рэй выглядел сосредоточенней обычного, Веста изнывала от нетерпения.
– Готов? – спросила она.
Я пару секунд озадаченно молчал. Нет, я не забыл о бегах, но забыл, что мне положено волноваться. Почему-то я был совершенно спокоен.
– Готов к любому исходу, – оценил я свое состояние. Она удовлетворенно кивнула. – Каков прогноз сейчас?
– Сорок четыре процента, что будешь первым, но… еще двадцать пять, что не сможешь финишировать.
– Это почему? – а вот теперь я начинал нервничать.
– Сорок три. Ох, зачем я тебе это сказала! – она взялась за голову.
– Ложь не придала бы мне уверенности, – возразил я. – Но я успокоюсь, дело времени. В конце концов, победа и не была у нас в кармане.
– Верно. – Веста немного успокоилась, мои слова сняли с нее чувство вины.
– А все-таки почему прогноз так сильно изменился?
– Мне нельзя будет выйти с тобой на стадион. Я сделаю все возможное, но время будет работать против нас. Хорошо, если бега начнутся вовремя, но, если произойдет задержка, хотя бы и небольшая, настроение Черного Брюха может измениться. Помимо того, забег юбилейный и возможны непредвиденные осложнения.
– Например?
– На тысячном, ставшим шуточным забеге наездники всю дистанцию несли жуков на себе. На двухтысячном трассу увеличили вдвое, а на пятитысячном на ней появились препятствия.
– Нужно было уточнить у Цезаря.
– Нет. Нам ни к чему его внимание.
Мы взяли два билета во второй ряд, все места в первом уже были распроданы.
– Колеоптодром откроется в четыре, – предупредила билетер.
– Почему он закрыт?! – спросил, вскрикнул, почти потребовал я ответа.
– Приятно провести время, – равнодушно попрощалась она.
Думаю, ответ был очевиден.
– Какой процент? – уже спокойней спросил я, когда мы отошли.
Веста смотрела на меня умоляющим взглядом.
– Говори, я должен знать. Иначе буду представлять самое худшее.
– Победа вероятна в двадцати одном случае из ста.
– Какая вероятность занять призовое место? – спросил Рэй.
Действительно, второму и третьему место полагается приличное вознаграждение. Как-то я совсем забыл.
– Шестьдесят один процент.
Уже лучше.
Мы с Вестой поставили по тысяче эксманов на мою победу. В случае выигрыша эта сумма должна была вернуться восьмикратно.
В четыре пришел Ловец, подвел меня к служебному входу колеоптодрома, передал Черное Брюхо и напомнил, что через десятую долю суток я должен буду им воспользоваться.
– Почему колеоптодром был закрыт? – спросил я.
– Обычная уборка, его всегда закрывают с трех до четырех.
– А ты не знаешь, каких сюрпризов ожидать от юбилейного забега?
Он покачал головой и посоветовал:
– Думай только о том, что зависит от тебя.
Ловец ушел занимать место зрителя. Так поступил и Рэй, подтвердив его слова о том, что стадион не изменился. Вероятность моей победы вернулась до прежнего уровня, но я, следуя здравому совету Ловца, выбросил проценты из головы.
В гардеробе собралось аж двадцать восемь жуков и их наездников. Участники совершали последние приготовления: начищали жуков щетками, крепили поводья. Люди негромко переговаривались, смеялись и подбадривали друг друга. Доброжелательная обстановка окончательно успокоила меня, и, даже не получив ответа на вопрос, тревоживший меня последние часы, я совершенно не расстроился. Несколько особняком Цезарь натирал Хепри тряпкой. Я поздоровался, и он вежливо кивнул мне.
В последние минуты ожидания в гардероб зашел главный судья и громко объявил: