– Детей нет, – отстраненно заметила Веста.
Это объясняло царящую тишину.
– Мы дети Хирурга и по его запрету не можем создавать собственных детей. Конечно, запрет касается только способных размножаться мономорфов.
– В чем смысл запрета?
– Хирург считает преступным создавать детей себе в угоду, прикрываться ими от бессмысленности жизни и подставлять под тот же выбор. Если кто-то имеет отличное мнение, может уйти из города на свой страх.
– И вы согласны с Хирургом?
– Полностью.
– Вы сказали, объектов было создано более двух тысяч, – вспомнил я. – Но в этих домах едва ли поместятся триста жителей.
– Воскреснув в непривычном, часто неприглядном облике, многие хотят вернуть человеческие тела. Но Хирург им отказывает, не считая этот процесс для себя интересным. Тогда они идут к его помощникам… И, даже если операции проходят удачно, люди возвращаются к базовым версиям и, уходя в пустыню, обрекают себя на гибель.
– А сейчас в городе есть недовольные своим телом?
– Есть один, Объект 2354, если еще не покончил с собой.
Объект 146 изменил направление, мы повернули за ним.
– Высокоуровневые неоморфы могли бы помогать им, одалживать эксманы или провожать к людям, – высказалась Веста.
– Да, наверное, – равнодушно согласился наш провожатый. – Только кому охота заботиться о незнакомцах?
– А как же солидарность и простое участие? – спросил Рэй. – Вас всех объединяет одна судьба.
– Одни из нас принимают новые тела с благодарностью, ибо они дают нам главное – возможность продолжить прерванную жизнь. А другие, короткого ума, не осознают своего счастья и умирают по справедливости.
– Вы слоняетесь без дела на этом крошечном плато, – осуждающе заявила Веста, – да сторожите склоны горы. И это жизнь?
Объекта 146 ее гневные слова не тронули.
– Слоняться по всей Земле или по одной только горе – разница не велика. – Он говорил спокойно и легко подбирал слова. Вероятно, участвовал в подобном споре не впервые.
– У нас хотя бы есть цель…– начал я.
– У меня тоже есть цель, – перебил он. – Жить в покое и безопасности. Меня устраивает эта гора, я не хочу искать другую. Меня устраивает мой дом, я не хочу возводить другого или вовсе странствовать без такового. Так скажите: имею ли я право жить так, как хочу? На этой горе в своем доме?
– Интересно, довлела бы вам жизнь, окажись вы на его месте? – Веста указала на неоморфа с человеческим телом и двумя крысиными головами. Он неуклюже полз вдоль стены соседнего здания, беспрерывно дергая усами и оглядываясь.
– Это же просто крыса, – отмахнулся Объект 146. – Она не осознает себя.
– А будь на месте одной из ее голов ваша?
– Трудно сказать, – ответил он после паузы, однако размышлял совершенно в ином направлении. – Наверное, крысиная голова пыталась бы загрызть меня.
– Ну а будь у вас крысиное тело? – упростил я задачу.
– Уродство существует только в парадигме эстетики. Для неразумного создания его нет, заурядный ум на нем концентрируется, а способный проникнуть глубже оболочки окажется за пределами восприятия уродства. Я смогу осознавать свою особенность, но для меня она будет так же несущественна, как веснушка на лице для гомо сапиенс.
Мы остановились. Объект 2354, верхней половиной гиеноид, нижней фелиноид, с четырьмя руками по две от каждого существа, свесив ноги, сидел на краю крыши и задумчивым взглядом пронизывал землю в четырех метрах под собой. На нем была только больничная тряпка со следами давно запекшейся крови. Нас он не заметил.
– Мне нужно вернуться на пост, – извинился Объект 146. – Обязательно поговорите с Хирургом. Он наша гордость, наш учитель, наш творец.
С этими словами Объект 146 удалился.
– Чтобы разбиться, тебе потребуется прыгнуть строго вниз головой, – обратился я к Объекту 2354, не пытаясь пошутить.
Подняв голову, он поступил иначе – прыгнул на обе ноги.
– Вы путешественники? – его глаза забегали по нам. – Куда бы вы ни шли – я иду с вами.
– Ладно, – легко согласился я.
– Спасибо. Я ваш большой должник.
– Как тебя зовут? – поинтересовалась Веста.
– Коршун, – гордо ответил тот.