Пеганка тянула возок, напрягаясь изо всех сил, подле нее, с обеих сторон, положив руки на оглобли, шли Егор и Кузя. И тут случилось что-то… точно бы раскололся воздух, грохнуло, сдвинуло знойную тяжесть с застоявшихся сосен и еще долго звенело. А когда заглохло, увидели братья, как в саженях двадцати от них, разметав руки и тоненько вскрикнув, упал человек в коротком стеганом бушлате. Братья кинулись к нему, разметавшемуся, и уж были недалеко от упавшего, когда раздался упрямый окрик:
— Ни с места! Стреляю без предупреждения!..
Кряжевы замедлили бег, но ненадолго, сознавали, тот, с винтовкой, вряд ли поопасется исполнить угрозу, все ж не поменяли в душе. Они и не сумели бы поступить по-другому. Это было бы противно тому, что жило в них, так они устроены, братья отринули страх перед конвойным и поспешили на помощь человеку, которому, впрочем, уже не требовалась помощь. Они подбежали к нему, павшему на землю; Егор нагнулся, распахнул бушлат и прислонился ухом к груди несчастного, а потом поднял голову и сказал, с трудом подбирая слова, что и всегда-то подбирались с трудом, а сейчас в особенности:
— Это самое… ну, значит, того… помер бедолага…
Егора отличало от брата неумение складно говорить, ему как бы не хватало слов. А вот Кузя не испытывал трудностей в разговоре, иной раз мог так ловко сказать что-то, после чего в деревне еще долго повторяли его слова и дивились их умелой выстроенности. А еще Егора отличала от брата ниспосылаемая ему нечаянно радость ли, жалость ли к чему-то, о чем он не думал прежде, а вот теперь подумал, и затомило на сердце.
Егор стоял подле убитого и долго не поднимал голову, вдруг что-то легло перед ним на землю, осиянное нездешним светом, хотя откуда бы ему взяться здесь, на лесной делянке рядом с человеком, которому уже ничего не нужно, лежит себе, маленький, худой, меньше и худее завалящего мужичонки на деревне, точно подросток с узкими слабыми плечами. Так Егор и подумал бы, если бы не густая седина в волосах у заключенного. В глазах убитого все еще жило страдание. Небось уж давно метил избыть его, и вот помог Господь. Верно что, вроде неоткуда взяться тут осиянному Божьим светом, ан нет, мелькало нынче пред мысленным взором Егора благостное, не утускнялось, виделась возлюбленная, добрая, нежная, с глазами ясными, и жутко было оттого, что она нынче рядом с ним на политой кровью земле, хочется закрыть ее руками, отодвинуть от всего злого. Но, Господи, как же это сделать, вдруг не стало сил, рукой пошевелить невмоготу.
— Что творится со мной?!.. Что-о?..
Егор неожиданно метнулся вправо, широко раскидав руки, точно бы в намереньи защитить близкого сердцу человека. Кузя кинулся к брату, напуганный его видом, обнял, прижал к груди. Подошел конвойный, теперь он казался робким и жалким, винтовка в руках у него точно бы чужая, надоевшая вусмерть палка, и он не знал, куда пристроить ее. Потом появились еще двое, посмотрели на убитого, а затем на конвойного, в сущности уже не принадлежащего себе, но как бы не заметили ничего, было сказано ими:
— Зэк преступил запретную черту, потому и получил пулю. Так?..
Конвойный услышал, залопотал что-то, и можно было понять, что он в самом деле заметил нарушение со стороны заключенного, отчего и прибегнул к крайней мере.
— Надо бы закопать покойника, — пробормотал он.
— Мы с браткой отвезем тело убитого на деревенское кладбище, — сказал Кузя. — Там и похороним.
Охранники удивились, но не воспротивились этому, ушли.
Егор стоял подле убитого, а видел возлюбленную, говорила Ленча, блестя глазами:
— Я люблю тебя, милый. Если бы ты знал, как я люблю тебя!
Он сказал, что знает про это, ведь и сам любит, она смутилась, произнесла что-то, но он не услышал…
О, как непросто Егору оказалось прийти в себя и понять: все привидевшееся — из недавнего прошлого, а нынче тут другое, и надо очень захотеть, чтобы не поломать в душе.
— Что с тобой? — с тревогой спросил Кузя.
— Не знаю, — ответил Егор. — На меня как бы накатило что-то сладостное.
— Небось опять о Ленче задумался? Смотри, узнает Амбал, греха не оберешься…
— Пускай… Я не боюсь.
— Да ну?..
— В мыслях я и не расстаюсь с Ленчей, и все вижу ее, и тянусь к ней…
А пеганка и без братьев дошла до верхнего склада и теперь поводила запотевшими боками. Приятно, что она сама дотянула возок, без чьей-либо помощи. Но через минуту она забеспокоилась. Отчего-то не видать братьев, где же они запропастились?.. Она начала крутить мордой, тогда и отыскала слезящимся глазом одного из них, а потом и другого.