— Отчего-то разобиделась на меня власть. Поди, взяла в ум, что худо служу ей, не подпираю своим словом, не вывожу вашего брата на чистую воду. А надо бы, а, мужики?..
Краснопей понимал, что не нужно бы говорить об этом. Мало ли что? Вдруг среди мужиков затесался кто-то из варначного племени? А они там все повязаны с властью. Но он догадывался, что если бы еще перед мужиками начал таиться, опасаться их, не выдержала бы бедная головушка, склонилась бы под тяжестью горьких мыслей и уж не поднять ее…
Краснопей лежал на слабом, поскрипывающем при шевелении узком лежаке и раздумывал. Чудно! Часто ли раньше ломал голову над чем-то? Все делалось по-другому, несуетно и с душой, и мысли появлялись радостные, мнилось, что и для него отыщется местечко потаровитей.
Голь, очнувшись от вялой утренней дремы, заспорила, не умея поделить ичиги. Их не хватало на всех, а на двор приспичило. Она зашумела, заверещала. Краснопей поморщился и поднялся с лежака.
— Ну, что?.. — сказал он, оглядывая пацанву.
— Ницё, — отвечал старшой, подтягивая штанишки на одной лямке. — Вись, маемся…
Но вот ребятня сладила с непростой задачей. Краснопей знал, никуда она не бегала, шмыгнет за дверь, попрудит с крыльца, и обратно… В прежнее время он ругался, а теперь как бы и не заметил ничего. Когда же ребятня, морщась, попила из кружек гольного кипятка и выкатилась из избы, Краснопей горестно покачал головой.
Краснопеиха видела, как поломало мужа, удивлялась перемене в нем, нередко спрашивала, что с ним, почему он как подмененный и слова доброго не скажет?.. Краснопей не отвечал, а порой смотрел на нее с досадой. Да, Краснопеиха видела, что творилось с мужем, и украдкой смахивала слезу и все думала про свое… Нынче она чаще вот такая — постоянно и напряженно думающая, и можно предположить, что она не в своем уме, но это ничего бы не объяснило. Она и сама не сказала бы, что с нею, отчего ее мысли трудные и горькие, и все сшибаются, и подгоняют друг друга.
— И когда это кончится? — изредка спрашивала она с какой-то странной опаской, точно бы сама не хотела, чтобы так произошло. А и впрямь, не хотела бы… Стоило вспомнить, какой она была прежде, крикливой и ни о чем знать не желающей, кроме своего интереса в жизни, как все в ней возмущалось, и она ни за что не согласилась бы стать прежней. Краснопеиха часто видела сны, как бы в укор жизни, светлые и радостные, но иной раз появлялась во сне старая загубленная лошадь, и смотрела на нее та лошадь и о чем-то спрашивала, и она отвечала, в ее ответе звучала убежденность, что все сладится, и та жизнь, что посветила, но потом была отдвинута, незадавшаяся, не ушла вся, не растворилась в летах, дожидается своего часа. И, надо полагать, дождется, она в отличие от Краснопеихи упертая и через всякую беду пробъется к людям и скажет в утешение им:
— А вот и я… Принимайте!
Поверстается ли по сему, нет ли?.. Во сне казалось, что поверстается, с этой надеждой в сердце она просыпалась и шла на работу, неулыбчивая, прямая и худотелая. Никто уже не кликал ее цыганкой, люди, кажется, позабыли то время, когда она выказывала себя шумной и часто бестолковой, нынче она участлива к чужой беде и недоумевает при виде ее и ждет не дождется, когда та исчезнет. Вот за это и принимали Краснопеиху на деревне и прощали даже и то, что она своего мужа держала точно бы за кого-то не от мира сего, не выгоняла на работу разленившегося, и защищала, если говорили о нем худое.