А если даже не само собой, так что? Ничего. Сам ты никогда ничего не напишешь.
И все-таки, когда думаешь о ночном городе не просто как о скопище огней, а видишь его живым, трепетным, сияющим средоточием мысли, то такой город прекрасен. Прекрасен своей неразгаданностью. Тем, что он сложен. И тем, что нет в природе ничего похожего. Не россыпь огней в небе, не мерцающий в ночи кристалл, не скопление ночесветок — он Город.
Огоньки поодаль, за которыми Уолт наблюдал, внезапно затмились, словно их прикрыла незримая рука.
Облако? Хотя воздух оставался прозрачным, облачко могло притаиться в темноте ночи. Не это насторожило Уолта. Подсознательно, по привычке его мозг мгновенно проделал чудовищную, если перевести ее на язык математики, работу — рассчитал, за какой момент времени при данном положении самолета практически неподвижная тень облака могла вот так накрыть огни поселка. Получалось что-то несуразное. Выходило так, что облако двигалось — и очень быстро.
Вывод не был четким и вполне осознанным. Летчик ощутил то же самое, что ощутил бы пешеход, который, машинально оценив движение транспорта, ступил на переход и вдруг обнаружил у себя под носом невесть откуда взявшийся грузовик.
Огоньки снова открылись. Посторонняя тень — опять же слишком быстро — ушла куда- то вправо. Такой скоростью, конечно, мог обладать самолет. Но никакой самолет не мог вот так закрыть собой скопление огней на земле.
Уолт продолжал напряженно вглядываться в темноту, как это некогда делали его предки. В стороне горела одинокая точка. Если ему не мерещится, если он правильно определил курс и скорость «пятна», оно вот-вот должно заслонить этот огонек.
Оно его заслонило.
А какое, собственно, ему, Уолту, до всего этого дело? Он отвечает за безопасность самолета, за выполнение задания, все прочее его не касается. «Пятно» не было самолетом, и оно уходило прочь, за пределы того «воздушного пузыря», который составлял зону безопасности РВ-91. Следовательно…
— Вальтер, как у тебя там — ничего не наблюдается?
— В каком смысле, капитан?
— В любом. По курсу…
— Ничего нет, — ответил Тухшерер. И тут же добавил. — Сейчас проверю.
Добавил он только потому, что его томила скука. Кроме того, его удивила необычная нотка в голосе капитана. Вальтер забыл о недавнем сигнале, но поиск в эфире машинально начал вблизи частоты 3000 мегагерц.
И сразу был вознагражден.
— Сигнал с пеленга в шестьдесят градусов! — ликующе воскликнул он. — Параметры…
Да, именно там сейчас находилось «пятно». Уолт готов был поклясться, что видит его, хотя как он мог различить его в темноте?
— Странный сигнал, — подытожил Вальтер свое сообщение.
— Может, что-то с аппаратурой? — спросил Уолт.
— Моя показывает то же самое, — подал голос Воравка.
— Бред собачий! — выругался Вальтер. — Сигнал не исчезает…
РВ-91 шел с почти звуковой скоростью, и пеленг на любой наземный источник должен был измениться.
— Прибавляю скорость, — сказал Уолт.
— Задание! — предупредил его штурман.
— У нас есть время.
Прошло минуты три.
— Пеленг? — снова спросил Уолт.
— Без изменений, — оператор тяжело вздохнул.
— Угу, — добавил Воравка. — Такое вот кино.
— Пора ложиться на курс, — забеспокоился штурман. — Взгреют нас на базе…
— Чему быть, того не миновать, — сказал Воравка, прекрасно понимая, что взгреют не его.
Все говорило о том, что погоню надо бросать. Офицеров предупреждали, что никаких «летающих тарелочек» в природе не существует, все это досужие вымыслы. Да и Уолт не мог припомнить летчика, которому бы доверял и который признался бы, что видел «нечто». Ходили всякие слухи, но слухи есть слухи.
И все же Уолт колебался.
— Источник раздвоился! — вскричал Тухшерер. — Пеленги 040 и 070!
Уолт мельком взглянул на плывущие внизу огни поселков. Они горели ровно и безмятежно.
Если он сейчас уведомит пункт наведения истребителей-перехватчиков, то оттуда запросят маяк-ответчик РВ-91, автомат даст отзыв, земля уточнит на экранах местонахождение самолета и прощупает локаторами весь район.
Все будет сделано, как должно, машина завертится, и…
— Пеленг 040 замер! — доложил Вальтер. — Такое впечатление, что источник опустился на землю!
— Нет пеленга… — добавил он растерянно.
— Какого? — быстро спросил Уолт.
— Никакого, — ответил за Вальтера Воравка.
Итак, все решилось само собой. Странный объект исчез, и нет смысла вызывать землю. Уолт не знал, огорчает ли его это или радует. Что-то во всем этом было не так.
7.35 по вашингтонскому времени — 14.35 по московскому
Диспетчерский зал Северо-американской энергетической системы мало чем отличался от московского.
В Калифорнии утро еще только занималось, тогда как над улицами Бостона, Нью-Йорка, Филадельфии уже стлался сизый дымок автомобильных выхлопов. Деловой ритм ускорял обороты гигантской производственной машины, которая за сутки перемалывала больше вещества и потребляла больше энергии, чем десяток действующих вулканов.
Заступив смену, Френк Маультон привычно окинул взглядом свое сложное и ответственное хозяйство. Энергетический пульс страны бился ровно. Рожденная пламенем угля, нефти, газа, падением воды, распадом атома, переданная за сотни и тысячи миль, энергия сгорала в печах и моторах, чтобы в то же мгновение возникнуть вновь. От Флориды и до Орегоны все бесчисленные генераторы работали в унисон, на бешеных скоростях, согласуясь друг с другом строже, чем мускулы человеческого тела.
Возле пригорода, где жил Френк, недавно построили новый аэродром, и Френк еще не привык засыпать под грохот реактивных двигателей. Но диспетчер, подобно актеру, должен оставлять свои заботы и свою усталость дома. Френк находил это естественным, хотя считал, что толика бодрости сейчас не была бы лишней. К счастью, все и на этот раз было в полном порядке.
Правда, вот так же все было в порядке ноябрьским вечером 1965 года за секунду до того, как территория США и Канады с населением в тридцать миллионов человек внезапно погрузилась во мрак. Когда в высотных бильдингах замерли лифты, когда на дорогах остановились электрички, из кранов перестала течь вода, а в сотнях операционных погасли бестеневые лампы.
До утра жизнь оказалась отброшенной вспять, города превратились в катакомбы, и миллионы людей охватило дыхание хаоса. Для того ли человек создал цивилизацию, оградил себя от бурь, ливней и холода, чтобы в одном из ее средоточий стать жертвой стихийных сил техники?
Этот вопрос задавали себе многие, но общественность так и не получила внятного ответа, что, собственно, произошло. Не так давно Френку довелось прочесть книгу одного кибернетика, и она заставила его задуматься. В ходе развития систем, предостерегал ученый, возникает сложный механизм, который можно уподобить живому существу. Незримый, способный проявить своеволие робот. Возможно, именно это и послужило причиной «великого затмения» 1965 года. Сложнейшая автоматика повела себя в энергетической системе непредусмотренным образом. Человек вмешался слишком поздно — он физически не был способен предотвратить катастрофу.
«Остерегайтесь роботов, которых нельзя увидеть!»
Сначала эти слова, которыми ученый заканчивал главу, рассмешили Френка. А потом ему стало грустно. Что происходит, если даже ученый не знает истинных причин события, которое потрясло страну? Что происходит, если в науке вот так легко возникает новый, с иголочки, электронный миф?
Ведь истину мог бы понять и неспециалист. В 1965 году еще не было Объединенной энергетической системы США и Канады. Развалилась куда менее крупная система Кэнюз. Но можно ли было ее назвать системой в подлинном смысле этого слова? Технически это была, конечно, система. Но система — конгломерат. Объединение хозяйств нескольких энергокомпаний. Почему, собственно, образуются энергетические системы? Потому, что при прочих равных условиях как сами электростанции, так и их агрегаты тем выгодней и дешевле, чем выше мощность установок. Однако мощным станциям нужны мощные потребители. Когда соседние удовлетворены куда девать излишки? Передавать на расстояние все более далеким городам и заводам. Уже одно это требует сращивания энергохозяйств.