Ходаренок Михаил
Зенитные ракетные страсти
МИХАИЛ ХОДАРЕНОК
ЗЕНИТНЫЕ РАКЕТНЫЕ СТРАСТИ
Повесть
Бойцам и командирам 515-го зенитного
ракетного полка - с уважением и любовью
Весны на Севере в среднеширотном смысле этого слова не бывает. Если обратиться к определению М. М. Пришвина - трем составным частям весны - весны света, весны воды и весны травы, то в милых нашему сердцу Подмосковье или Рязанщине все три этапа проходят бурно, стремительно, следуя один за другим без перерыва, требуя и вызывая обновление и природы, и души.
Совершенно иначе протекает это время на Севере. В феврале заканчивается полярная ночь - край солнца показывается из-за гряды сопок. В конце месяца во многих местах, а в марте и повсеместно световой день уже превышает по своей продолжительности аналогичный день где-нибудь в Калуге. И вроде как весна света в разгаре, однако в природе нет и намеков на предстоящую смену времен года. Все так же холодно, а иногда даже и холоднее, чем в декабре, все так же, а чаще всего и сильнее метет... И лишь в редкие тихие дни украдкой на солнечной стороне начинает подтаивать, на крышах домов вырастают мощнейшие частоколы многометровых сосулек и небо над головой понемногу голубеет, вызывая смутные радостные предчувствия и у человека, и у зверя. И, наконец, весна света на Севере вступает в редкую по полноте силу - солнце перестает заходить совсем. Горы снега и льда уменьшаются с каждым днем и часом, однако это постепенное исчезновение не бросается в глаза, и нет той торжествующей бурливости, когда в одну ночь приходит весна где-нибудь в Торжке. То и дело изрядно примораживает, злой северо-восточный ветер, стремясь возместить нанесенные теплом и светом потери, не скупясь, с визгом подкидывает с полярного купола еще и еще снега.
Нет на Севере и шумного ледохода. Нет и разлива рек. Во второй половине мая лед как бы нехотя выносится северными реками в море, когда снега уже, за исключением чащобных уголков лесов и обратных склонов сопок, уже и не осталось.
В июне вскрываются ото льда озера. И чаще всего в это время с некоторым изумлением человек замечает, что совершенно неожиданно наступило лето, за какой-то день распустились листья и подросла невысокая северная трава, что зимняя одежда больше не нужна, а весенняя так и не потребовалась.
И вот оно начинается - это призрачное северное лето, круглые сутки наполненное светом, тревожными и радостными криками птиц, плеском воды на нерестовых реках, комариным звоном. И кажется совершенно невероятным, что совсем недавно здесь громоздились горы снега и льда, да насвистывал в этой приарктической пустыне ядреный северный ветрище.
И только за короткое, столь ранимое и беззащитное перед недалеким безжалостным дыханием Арктики лето, должно быть, может полюбить Север человек. И кто знает - не напоминает ли этот лихорадочный праздник северной природы наш стремительный полет в вечность над бесконечными волнами времени?
В один из таких дней, когда зима уже закончилась, весны так и не было, а лето еще не наступило, ранним утром командир четвертого зенитного ракетного дивизиона капитан Волков Игорь Валентинович торопливо шел на позицию, на ежедневный разбор содеянного за сутки и постановку задач по громкой связи командиром полка.
Расположение пяти ракетных дивизионов было выбрано в свое время так, что с большей частью подразделений командир полка общался только по громкой связи или по радио, поскольку два дивизиона располагались на островах - от материка их отделяло пятнадцать-двадцать километров чистой воды, - а еще один дивизион, третий, находился вроде бы и на материке, рядом со старинной, в несколько домов деревней Заозерье, населенной ветхими старухами, однако и он от большой земли был отгорожен полосой непроходимых летом болот Клюкозеро и Кардоозеро. Офицерам этих дивизионов трудно было иногда понять: то ли они здесь служат Отечеству, то ли Отечество загнало своих сыновей на эти клочки суши в глухую ссылку, на исправление за какие-то дикие грехи предков. В этих дивизионах жили практически натуральным хозяйством - сами пекли хлеб, без всяких прачечных стирали солдатское белье, держали свиней, овец и дойных коров для детей, завозили кинофильмы из расчета минимум на полгода... Запасы продуктов, угля для котельной и дизельного топлива создавались на островах, исходя из годового автономного существования. В условиях весеннего ледохода или поздней осенью, в туманную нелетную погоду, когда не поднимались вертолеты, острова были полностью отрезаны от цивилизации. В такие времена женщинам приходилось и рожать в своих собственных квартирах.
Иногда офицер от отпуска до отпуска не выбирался с островов на большую землю. Командование полка даже нетвердо знало в лицо своих подчиненных, отлично между тем различая их по голосам в эфире.
Ну а четвертый и пятый дивизионы располагались на материке. Пятый - на забытом Богом железнодорожном разъезде Колозьма, где в радиусе дневного перехода ничего, кроме будки обходчика и переезда, не напоминало о том, что где-то есть города и иные страны. Четвертый дивизион - на двадцать девятом километре одного-единственного в этих местах шоссе с твердым покрытием, связывающего два соседних областных центра.
Четвертый дивизион, которым командовал капитан Волков, был единственным в полку, куда в любое время года можно было без мата, проклятий и вызова гусеничного тягача с лебедкой доехать на автомашине. Такое расположение предоставляло немало преимуществ - рядом было большое село Усть-Шунашара с Никольской церковью в центре, три магазина, чуть ли не каждый час в город ходил рейсовый автобус. К слову сказать, на поморском Севере точку стояния деревни отгадать нетрудно: если в верховьях реки - то Верхняя Пеша, если в низовьях - то Нижняя Тойма, ну, а если в устье - то Усть-Лая, и никаких проблем.
Служба в четвертом дивизионе, по сравнению с другими, считалась не самой тяжкой и даже по-своему престижной, однако и минусов было также изрядно. Например, чтобы попасть в первый или второй дивизион, начальству нужно было заказывать катер или вертолет летом, а зимой путешествие имело характер многочасовой езды по накатанной за зиму узкой дороге, слетев с которой в снежную целину, можно было просидеть и сутки, пока не подойдет вызванный из дивизиона тягач. "Волга" по такой дороге не шла, начальству соответствующего масштаба приходилось пересаживаться на "уазик" и заранее предупреждать командира дивизиона, чтобы он выслал навстречу гусеничный тягач. Если же воспользоваться вертолетом, то опять-таки много мороки: надо подать заявку, необходимо, чтобы была подготовлена и расчищена от снеговых куч вертолетная площадка, повешена полосатая "колбаса", обозначающая силу и направление ветра, зажжены огни или дымы, чтобы пилот издалека мог заметить небольшой пятачок площадки. То есть застать врасплох островитян было делом нереальным. В любом случае за несколько часов до прибытия высоких чинов все знали - к ним едет ревизор. А наличие в дивизионе вертолетной площадки (несколько бетонных плит) и причала дало как-то повод командиру одного из островных дивизионов майору Петрунько заявить Волкову: "Ну, какой ты командир дивизиона? Что у тебя есть? А у меня - аэропорт, морской вокзал! Я президент островного государства!"
Но совершенно иначе дело обстояло в четвертом дивизионе, где неприятное посещение подразделения начальством могло состояться в любую минуту. В любую минуту командир четвертого дивизиона мог быть поставлен на голову и зверски, что называется, с извращениями вздрючен. И капитан Волков об этом никогда не забывал.