— Пойдем, — говорит, — ты мне должна рассказать все в мельчайших подробностях! Ты же не торопишься? Уже не торопишься в любом случае. Я никуда тебя не отпущу, пока ты мне все-все не расскажешь!
Эта заразительная энергия обволакивает и как будто укрывает плотным одеялом. Алёна непроизвольно улыбается, скашивая взгляд на подругу. Качает головой, мол, невыносимая какая, но послушно следует за ней. Димка буквально светится от счастья: в лице меняется, в глазах озорной блеск.
— Вы в лесу целовались? Прям при всех? Нет, это на тебя мало похоже. Или дождалась, пока все разбредутся искать пропавшую?
— Ты мне даже слова вставить не даешь, — смеется Алёна.
— Это потому, что из тебя все клещами тянуть надо!
Тут уже они обе смеются. Алёна не замечает, как ее захлестывает хорошее настроение и эта неописуемая легкость, присущая, кажется, одной только Димке во всем мире. Они идут дальше вглубь леса и просто болтают. Так, словно никто не исчезал в этом лесу. Так, словно это очередной день, а их жизнь никак не поменялась.
Димка все так же перебивает, не дает нормально рассказать о случившемся от начала и до конца, но Алёна не злится и даже не раздражается. В конце концов, где еще она найдет вторую такую подругу, которая искренне за нее радуется.
Они доходят до валежника, Димка заправляет волосы за уши и забирается на высокий пень, усаживается поудобнее и болтает ногами в воздухе. Алёна садится на поваленное дерево и засовывает руки в карманы куртки. Ветер прохладный, за щеки кусает, но она это делает совсем не из-за ветра. Так просто проще.
— А потом я просто убежала, — заканчивает Алёна.
— Струсила?
— Струсила, — соглашается.
— Ну и зря. Уверена, если бы ты не сбежала, ничего страшного бы не произошло.
Алёна неуверенно пожимает плечами, но Димка отмахивается от нее.
— Говорю тебе: ты тоже ей приглянулась. Она на тебя так смотрит… Не знаю, как это описать. Это просто видно, знаешь. Когда кто-то кому-то нравится, это заметно. Как будто весь воздух вокруг пропитан…
— Неловкостью? — подсказывает Алёна.
— Нет же, дуреха. Любовью!
Вместо ответа она фыркает. Димка закатывает глаза.
— А я все равно считаю, что права.
— Дело не в этом.
— А в чем тогда? — спрашивает Димка, ставит согнутую в колене ногу на поверхность пня и щеку кладет на нее. — Не знаешь, как признаться?
— Дима!
— Что? Просто накидываю варианты, — отзывается с коротким смешком.
Алёна качает головой и носком землю ковыряет чуть в стороне от дерева. Тяжело вздыхает и взгляд переводит на подругу.
— Я встретила лешего.
— И… как это связано с зарождающейся историей любви?
Пауза и длинный серьезный взгляд прямо в глаза.
— Все-все! — отзывается Димка. — Молчу. Ты еще сама меня попросишь об этом заговорить.
— Не попрошу, — обещает Алёна.
— О, еще как попросишь!
— Давай вернемся к лешему. Это было уже почти у ворот, он просто вышел из ниоткуда и заговорил со мной.
— И как только тебе удается общаться с лесной нечистью, — скорее риторическим вопросом.
В ответ Алёна пожимает плечами, скидывает капюшон с головы и ладони зажимает между коленями.
— Они сами со мной общаются. А мне остается только слушать.
— И что такого он тебе сказал, что ты теперь не можешь просто подойти к Лете и сказать, мол, ты мне нравишься, давай еще целоваться?
— Не буду я такое говорить! — возмущенно произносит Алёна.
Димка фыркает и подтягивает к себе и вторую ногу, устраиваясь удобнее на пне.
— Зря.
Алёна закатывает глаза и напоминает с нажимом:
— Леший.
— Да-да, леший, — задорно соглашается Димка и улыбается так, что по одной улыбке видно, что на самом деле никакой леший ее не интересует. Алёна прищуривается, старается максимально показать ей свое раздражение, но на подругу суровый взгляд никак не действует, поэтому Алёне ничего не остается, кроме как улыбнуться в ответ.
Ветер постепенно стихает, а где-то вдалеке поют птицы. Вечер в лесу уже не такой тревожный, каким было утро. По крайней мере, вороны не каркают, предупреждая о чем-то нехорошем. Когда лес спокоен, тяжело не признавать умиротворенной атмосферы, висящей в воздухе. Весна медленно, но верно вступает в свои права, и никто не может ее остановить.
— Он сказал, что пропавшая девочка — не последняя.
Димка серьезнеет на глазах.
Перестает улыбаться и не подкалывает больше; о Лете, впрочем, тоже не вспоминает. Оно и к лучшему, думает Алёна.
— Думаешь, это угроза? — спрашивает она.
— Вряд ли. Скорее предупреждение.
— То есть ты не допускаешь мысли, что он может быть причастен к пропаже первокурсницы?