Глава 5. Старые раны. 1
После того разговора о домашнем обучении в квартире стало удивительно тихо: общение Алёны с Мартой почти сошло на нет, кошка перестала громко мяукать, даже воздух по комнатам начал перемещаться медленнее. Несколько раз, выходя поставить чай или разогреть обед, Алёна хотела позвать тетю составить ей компанию, но все так и не решилась.
Никогда еще они не ссорились так надолго. Можно, разумеется, сколько угодно повторять себе, что это не ссора, но почему тогда они не разговаривают? Почему избегают друг друга и стараются не приходить в какую-то комнату, если там уже есть другая?
И вот теперь — спустя почти неделю с исчезновения Агаты — все кажется ужасно неприветливым и чужим дома.
Алёна просыпается на полтора часа раньше обычного, нарезает побольше бутербродов в бумажные пакеты, заваривает почти литр зеленого чая с облепихой в термос и практически сбегает из квартиры, тихо захлопнув за собой дверь вместо того, чтобы попросить Марту закрыть за ней. Уже выходя из подъезда, Алёна вдруг осознает, что не имеет ни малейшего представления о том, чем займется в школе так рано. Ворота, конечно, будут открыты, чего нельзя с уверенностью утверждать о корпусах. Она обходит дом, порывается написать Димке, но вовремя вспоминает, что подруга всегда держит телефон на беззвучном режиме и вряд ли увидит до того, как проснется по своему обычному будильнику, а это уже слишком поздно.
Поэтому она просто присаживается, завязывает три узла на левом ботинке и переносится в школу, ощущая небольшое головокружение. Алёна встает, придерживается за ствол рядом стоящего дерева, осматривает знакомую опушку, на которой оказывается вот уже четыре года каждое утро, и ловит себя на том, что могла бы с тем же успехом сидеть в своей комнате и притворяться, что спит.
Ссориться с Мартой — все равно, что поссориться с самой собой.
Алёна доходит до школы, ворота и правда оказываются открыты, поэтому она беспрепятственно проходит на территорию и решает усесться на ступеньки главного корпуса. Солнце еще не показывается из-за горизонта, она подбородок и губы прячет за плотным вязаным шарфом, руки засовывает в карманы куртки. Ветра почти нет, да и погода не такая холодная, но она это делает совсем не из-за того, что замерзла.
В голову начинают лезть мысли о маме, которые она пытается гнать от себя. Но они все навязчивее и навязчивее; чем сильнее Алёна пытается от них избавиться, тем больше думает о ней. Так себя и до слез довести недолго.
Она поднимает голову и устремляет взгляд в сторону ворот. Никого нет. И в ближайшее время никто не появится, но она смотрит на высокий забор так, будто вот-вот покажется знакомая фигура и направится в ее сторону.
Вытащив руки из карманов, Алёна обдает ладони теплым дыханием, трет между собой, а потом лезет в сумку за термосом. Так торопилась, что даже чай перед выходом не выпила. Ничего, теперь у нее целая куча времени: и чай попить успеет, и подумать обо всем происходящем и когда-либо произошедшем.
На часы она, разумеется, не смотрит, но понимает, что прошел уже час, а то и больше, потому что первые лучи солнца касаются школьного двора; и на самом деле оно не греет, но Алёне почему-то становится теплее (или она просто себя в этом убеждает?), она допивает очередную чашку, точнее крышку из-под термоса, чая и убирает все обратно в сумку.
Преподавателей, стекающихся в школу, она замечает еще издалека и решает уйти со ступеней. Кто-нибудь обязательно спросит, что случилось, а этого сейчас ей не хочется. Алёна бредет к лавочкам, вовремя скрываясь за деревьями и не привлекая к себе лишнего внимания. Подумать только — первокурсницы так бегают, когда хотят покурить между занятиями, а она вот избегает людей потому, что вообще не может с кем-то говорить, тем более отвечать на вопросы о том, как она себя чувствует, что случилось и почему так рано находится на территории школы, а не сидит дома, доедая завтрак.
На мгновение хочется усесться на лавочку так, как всегда садится Димка — на спинку и уперевшись ногами в деревянную поверхность, — но это сиюминутное желание быстро исчезает, и Алёна скидывает сумку с плеча, только потом садится рядом.
Она все же отправляет несколько сообщений подруге, и хорошо, что делает это, потому что иначе Димка бы прошла мимо и не заметила ее, сидящую чуть в стороне от главного корпуса на лавочке с несколько отстраненным видом.
— А чего ты в кабинет не идешь? — спрашивает Димка, поправляя ярко-розовый рюкзак, болтающийся у нее на одном плече. — Сегодня, правда, не холодно, но я не припомню, чтобы ты морозила задницу на улице, а потом опаздывала.