— Вы не можете…
Голос у Карины Павловны дрожит, и Алёна невольно переводит внимание на нее. Кажется, никогда прежде директриса не касалась такой хрупкой и беспомощной. Цвет ее лица становится почти серым, и дело то ли в угрозе, то ли в странном освещении, но выглядит она и правда напуганной.
— Можем и сделаем это. Так что если вы не можете помочь, то хотя бы не мешайтесь, — тон председательницы становится презрительным, она откидывается на спинку глубокого кресла и ритмично постукивает ногтями по столу. — Юные ведьмы — это наш приоритет, их безопасность во время учебы и на территории школ — это то, чему я посвятила всю свою жизнь. Мои предшественницы не для того веками заботились о будущих поколениях, чтобы вы уничтожили все одним махом.
— Не разговаривайте так с Кариной Павловной.
Все взгляды, даже безразличного к разговору за столом ведьмара, обращаются к Лете, вдруг подавший голос. Димка тоже перестает жестикулировать и пораженно глядит на нее.
— Она не заслужила подобного тона, — продолжает Лета, выпрямив спину. — Если кто и заботится об этой школе, не позволяя панике пробраться в коридоры и кабинеты, то это именно она. Девочки пропали не во время занятий, а Агата — даже не на территории школы.
Этот внезапный выпад поражает всех присутствующих, но больше всего — Карину Павловну. Алёна замечает, как та невольно подается вперед, слушая слова Леты, и ее напряженные черты лица начинают расслабляться.
Председательницу Высшего, впрочем, услышанное не вдохновляет и не расслабляет. Она встает из-за стола, делает несколько медленных шагов по направлению к Лете и прищуривается.
— Уж не знаю, так ли ты талантлива, как говорит твоя директриса, но самонадеянности хоть отбавляй.
Лета выслушивает ее слова с гордо поднятой головой. Не спорит и не извиняется; и Алёна лишний раз убеждается в том, что внутри ее девушки, вероятно, находится настоящий стальной стержень. Потому что как иначе объяснить все то упрямство и всю ту стойкость, с которыми она держится?
— Клянусь, ты не получишь квалификацию, если девушки не будут найдены, — обещает председательница.
— Это слишком жестоко, Индира, — вздыхает старуха.
— Я согласна с Каракыз, — подхватывает молодая ведьма и принимается крутить кольца на пальцах. — Наказывать девушку за то, что она защищает свою директрису, — это все равно что попирать все мыслимые и немыслимые обычаи наших предшественниц.
— Вы предлагаете просто смотреть сквозь пальцы на то, как дети исчезают? — вспыхивает председательница.
И тут голос подает молчавший до этого седовласый мужчина:
— Что на самом деле важно, так это что здесь делают еще две юные особы, которые не были нам представлены.
Алёна от испуга задерживает дыхание, а он смахивает широким жестом ладони откуда-то взявшуюся на каминной полке пыль, и тяжелый вздох Леты, ровно как и обращенные прямо на Димку и Алёну взгляды всех присутствующих, служат подтверждением, что их присутствие обнаружено.
3
— Как вы объясните свое присутствие?
Голос Карины Павловны заставляет не напрячься, а буквально сжаться. Алёна тупит глаза в пол, чувствует плечо Димки своим и мысленно умоляет подругу молчать и не усугублять их и без того незавидное положение.
— Проникновение в мой кабинет, еще и в присутствии членов Высшего Совета! Вы хоть понимаете, что позволили себе не просто проявить неуважение ко мне, но и показали полное отсутствие субординации в нашей школе?
Язык прилипает к небу, и Алёна чувствует, как подмышки становятся влажными и липкими. Она с самого начала считала идею провальной, она же не хотела идти, но бросать на амбразуру Димку и признаваться, что это была идея подруги — это слишком.
В приемной, куда Карина Павловна буквально выволокла их за руки, становится жарко, а ее слова успешно взывают к чувству стыда, которое у Алёны и без того всегда было довольно сильным.
— Какой позор… — вздыхает Карина Павловна и принимается мерять шагами помещение. Цокот ее каблуков лишь нагнетает и без того удручающую атмосферу. — И надо было именно сегодня, когда в школу прибыл Высший Совет в полном составе!
— Карина Павловна, мы только хотели помочь, — жалостливо произносит Димка.
— Тем, что пробрались в мой кабинет и тем самым опозорили меня перед Советом?
Вопрос звучит скорее обреченно, чем озлобленно. Директриса перестает мерять шагами комнату и замирает напротив них. Алёна так и не решается поднять взгляд на нее, а Димка снова заговаривает: