Рауль уже спустился вниз, откуда доносились приглушенные толстыми стенами голоса. И от того, что я торопилась, расческа только путалась в волосах. В очередной раз с трудом выдрав ее из влажных прядей, я решила, что укладка не стоит таких жертв. Волосы сами высохнут и лягут натуральными волнами. Я выключила фен, выдернула из розетки шнур и повернулась к зеркалу. Да так и застыла, увидев отражение Булки. Сомнений быть не могло! У белого котенка, сидевшего на расположенной за моей спиной полочке, у носа было черное пятнышко, точь-в-точь, как у Булки. Появление нашего кота здесь оказалось такой неожиданностью, что я чуть не выронила фен.
– Булка?.. – изумленно воскликнула я, оглядываясь. И уронила-таки фен. Потому что на полке стояли флаконы с гелем для душа, шампунем и одеколоном Рауля, а котенка не было. – Что за… – пробормотала я, наклоняясь за феном. Померещилось. Других объяснений нет. Я выпрямилась и увидела, что Булка по-прежнему отражается в зеркале: сидит на пустой полке и с интересом наблюдает за мной. Но в тот момент, когда наши взгляды встретились, я с ужасом увидела, что у котенка глаза не желто-зеленые, какими они были на самом деле, а молочно-белые, будто с бельмами, без зрачков и радужек.
Меня пробил озноб. Так не бывает! Не бывает, чтобы в зеркале отражался кот, который должен в это время находиться в доме родителей твоего парня. Не бывает, чтобы зеркало отражало то, чего нет. Не бывает, чтобы за тобой внимательно следили невидящими глазами. Кто это вообще?!
За спиной раздался тихий шорох, будто котенок спрыгнул на пол. Умирая от накатившего на меня ужаса, но будто повинуясь неслышимому приказу, я вышла из ванной и оглянулась в поисках котенка. Скрипнувшая входная дверь указала на то, что Булка, или кто это был, выбежал в коридор.
Я отправилась следом и в удивлении остановилась, неожиданно погрузившись в мертвую тишину. Разговоры, неразборчивым гудением слышавшиеся в спальне, вдруг затихли, хотя гостиная располагалась прямо над столовой. Не может быть, чтобы громкоголосые друзья Рауля разом смолкли! По испанской привычке они разговаривали, не понижая голосов и все одновременно. Может быть, куда-то ушли?
Легкий шорох, в плотной тишине прозвучавший громче выстрела, вывел меня из оцепенения. Увидев, что котенок направился к лестнице, я поспешила за ним, но не из любопытства, а из стремления встретить кого-нибудь из людей. Торопливо сбегая по лестнице, я не могла отделаться от ощущения, что дом стоит в запустении не один десяток лет – настолько он вдруг показался мне мертвым.
В столовой никого не было. Никто не накрывал стол к завтраку, скатерти, которая покрывала его еще вчера, не оказалось, и столешница стала такой темной, будто обугленной. Мне даже почудился запах гари. Всего на мгновение – это ощущение тут же развеялось. «Розыгрыш, это какой-то розыгрыш!» – подбодрила я себя.
– Мяу! – сердито напомнил о себе Булка. Совсем как в тот летний день, когда заманил меня на заброшенную фабрику. И волна холода, вызванная нехорошими воспоминаниями, прошлась вдоль позвоночника. «Не ходи, не ходи за ним!» – прокричал здравый смысл. Но я уже входила за белоглазым котом в хозяйственное помещение, а оттуда – в дверь, которую вчера не заметила, так как находилась она в самом скрытом месте – в стене, на которую отбрасывал тень огромный бак.
За дверью оказалась лестница, ведущая вниз. В подвал? Только этого не хватало! Но, умирая от страха и нехороших предчувствий, я следовала за котом дальше. Будто завороженная музыкой крыса – за дудочкой. «Это ловушка, ловушка!» – пытался достучаться до меня здравый смысл. Но колдовство оказалось такой силы, что голос разума лишь поверхностно царапал сознание, не проникая в него. Я спускалась по разбитым каменным ступеням, вдыхая сырой запах заплесневелого помещения и стараясь не потерять из виду хвост Булки. Белый кот с черным пятнышком у мордочки… «Действительно ли это ваш с Раулем котенок? – ехидно осведомился здравый смысл. – Тебя его глаза не напугали?»
Когда я подошла к тяжеленной двери, кот исчез, хотя деваться ему, казалось, некуда: лестница была узкой, без площадок и боковых коридоров.
Я толкнула дверь, отворившуюся, несмотря на кажущуюся мощь, удивительно легко. И очутилась в узком помещении. Пространство вытянулось длинным туннелем, сходство с которым придавал и арочный потолок. Голые лампочки, свисающие с каменного потолка прямо на проводах, освещали «туннель» тусклым светом, словно кто-то заранее, ожидая меня, зажег их. Вдоль грубых стен стояли деревянные стеллажи, похожие на соты. В каждой ячейке лежала винная бутылка. Я провела пальцем по донышку одной из них, оставив темную борозду на сером налете многолетней пыли. Винный погреб! Как зачарованная, совершенно забыв о том, что пришла сюда за котом, я рассматривала многочисленные донышки. Вытащила из любопытства одну бутылку и стерла ладонью пыль с этикетки. Резерв оказался 1970 года. Вино было старше меня почти на половину моей жизни. Я с уважением положила бутылку обратно в «гнездо» и пошла дальше. Стеллажи сменились двумя рядами стоявших у стен бочек из старого дерева, с массивными кольцами, плотно пригнанными крышками и с темными, похожими на впитавшуюся в дерево застарелую кровь, подтеками на выпуклых боках.
Впереди оказалась дверь из толстых металлических прутьев, за ней виднелось помещение поменьше со всяким хламом. Я разглядела кресло, похожее на те, что стояли в гостиной, старый фонарь «летучая мышь» с разбитым стеклом, чугунную кочергу, валявшуюся поперек прохода. Рассмотреть что-либо еще я не успела, потому что вдруг увидела одинокую женскую фигуру, сидевшую на одной из бочек. Лицо девушки заслоняли длинные волосы. Ссутуленные плечи подрагивали, будто от немых рыданий, и от тонкой фигурки веяло отчаянием и горем.
– Эй! – тихонько позвала я плачущую, делая к ней шаг. И отшатнулась, почувствовав на лице налипшую паутину. Я брезгливо стряхнула ее рукой, но по шее с неприятной щекоткой пробежали чьи-то лапки. Паук! Паук, который залез мне за шиворот. Я завизжала и запрыгала, пытаясь его стряхнуть. Потревоженная моим визгом девушка подняла голову. Увидев ее лицо, я мгновенно забыла о пауке и закричала теперь уже не от омерзения, а от ужаса. И потому что узнала это лицо. И потому, что по нему расползались жирные черные пауки. И потому что глаза девушки были такими же белыми, как у Булки…
Мой крик слился с грохотом, взорвавшим тишину подобно праздничному салюту. Кто-то рядом вздрогнул и скользнул по моему плечу, убирая с него руку.
– Козлы! – пробормотал знакомый голос, который только чудом не перекрывала эта какофония из скрежещущих и гремящих звуков.
Я открыла глаза и не сразу поняла, что на самом деле нахожусь не в винном погребе, а в постели, рядом с Раулем, который уже сидел на кровати и торопливо натягивал джинсы.
– Убью! – прорычал он, вскакивая на ноги и направляясь к двери, из-за которой доносились эти ужасные звуки – грохот, скрежет, металлическое лязганье и завывания. Я поспешно натянула на себя одеяло, представать в пижаме перед неизвестно кем не хотелось.
– У-у-у-у! – раздались радостные завывания, сопровождаемые усиленным грохотом, стоило Раулю открыть дверь. На пороге стояли три фигуры разного роста в накинутых на головы простынях. В руках, выглядывающих из-под «саванов» они держали кастрюли и отчаянно колотили по ним кто металлической крышкой, кто половником, кто большой суповой ложкой.
– Дурни, – засмеялся Рауль.
Я тоже не сдержала улыбки. Хоть нас и разбудили так жестко, но это был лучший способ забыть о приснившемся кошмаре.
– Это привиде-е-ения-я, – провыла средняя фигура, размахивая кастрюлей и половником. И, стянув с головы простыню, уже нормальным голосом сказала: – Хватит дрыхнуть! Завтрак на столе!