Последний ночной автобус притормаживает перед остановкой и следует дальше без Стэнли. Он тоскливо думает, как потом будет добираться до побережья. Откладывает книгу, встает и начинает нервно ходить вокруг скамейки, время от времени нагибаясь, чтобы отскрести с ноги засохшую кровь. Проезжающая по трассе патрульная машина сбрасывает скорость. Копы смотрят на Стэнли, он смотрит на копов. Машина останавливается, но через пару секунд вновь набирает ход. Стэнли провожает копов громкой бранью. Потом он ругает Клаудио, ругает себя — и так, бормоча проклятия, возобновляет хождение по кругу. А еще через какое-то время начинает стонать, обхватив себя руками и сгибаясь пополам, испытывая непривычное чувство: не столько страх, сколько физиологический позыв, как перед чихом или опорожнением кишечника.
Вдали на территории студии появляются горящие фары. Стэнли опускается на скамью и ждет их приближения. Белый седан без номеров подкатывает к воротам. Открывается задняя дверь, из салона вылезает Клаудио. Он наклоняется к окошку водителя, что-то говорит, затем поднимает ладонь в прощальном жесте и проходит через калитку. Белая машина разворачивается и уезжает туда, откуда приехала. Клаудио идет к автобусной остановке, сунув руки в карманы. Стэнли обозначает себя взмахом руки. Клаудио не машет ему в ответ.
Когда Клаудио вступает в круг света от фонаря над остановкой, Стэнли бросается к нему, хватает за плечи и начинает трясти.
— Черт побери, чувак! — восклицает он.
Клаудио вырывается из его рук и отталкивает Стэнли, который пятится обратно до скамьи. Клаудио выставляет вперед подбородок и яростно кривит рот.
— Отвали, кретин! — говорит он.
— Да что с тобой? Я просто рад тебя видеть целехоньким, только и всего. Что случилось?
Клаудио отворачивается, качая головой. Потом снова смотрит на Стэнли.
— Тот фильм, который снимал твой Уэллс на берегу, — как он называется?
— Не помню, — говорит Стэнли. — Кажется, парикмахер этого не сказал.
— По твоим словам, в нем снимались большие звезды, чьи имена знакомы даже тебе, так? Ты можешь сейчас назвать эти имена, Стэнли?
— Вряд ли я вспомню, чувак. Эта голливудская фигня не держится у меня в голове…
— Может, среди них был мистер Чарлтон Хестон?
Стэнли на секунду задумывается.
— А ведь и впрямь! — говорит он. — Там был Чарлтон Хестон! Мастер с ним даже встречался. Вроде как Чарлтон Хестон заходил в его салон вместе с какой-то известной актрисой.
— Ее звали Марлен Дитрих? — уточняет Клаудио. — Или Джанет Ли?
— Кажется, вторая. Джанет. Насколько помню.
Клаудио подходит к нему почти вплотную. Его дыхание убыстряется. Он смотрит на Стэнли темными бездонными глазами.
— А ты уверен, — произносит он свистящим шепотом, — что парикмахер называл имя Эдриан, говоря об Уэллсе?
19
В город они возвращаются пешком, ориентируясь сначала по луне, затем по общему уклону местности от перевала к морю и, наконец, по периодически проглядывающей сквозь придорожную листву гигантской надписи «ГОЛЛИВУД». К тому времени, как они добираются до бульвара Санта-Моника, оба уже вконец отупели от усталости, так что сил хватает лишь на то, чтобы перелезть через каменную ограду кладбища и вскрыть дверь какого-то помпезного склепа. Остаток ночи они проводят в полудреме на холодных мраморных плитах, за все это время обменявшись едва ли парой слов.
Утро начинается густым туманом, который, однако, быстро идет на убыль — соскальзывает с города, как стянутая кем-то драпировка. Пока Клаудио не проснулся, Стэнли разминает затекшие ноги, прогуливаясь среди могил: прямоугольников подстриженной травы с каменными ангелами, обелисками и склепами среди темных стволов пальм и кедров. Ничего подобного ему еще видеть не доводилось, даже в воображении. Скрестив руки и потирая стынущие локти, он думает об умерших людях, которых когда-то знал, и о том, что с ними случилось впоследствии, куда они ушли после смерти.
Он достает из вещмешка флягу с водой и относительно чистую тряпочку, промывает и перевязывает рану на ноге. Надо будет украсть новые джинсы — старые порваны и запачканы кровью. Покончив с перевязкой, он достает пакет крекеров, банку сардин и «Зеркального вора», садится на камень, подкрепляется и листает страницы, одновременно прислушиваясь к шуму машин на бульваре, крикам чаек в облаках и прочим звукам пробуждающегося города.