Я не знаю, как я это сделала. Но время остановилось, воздух стал вязким и острым, я выставила ладонь перед собой и встала, не дыша, потому что каждый вдох нёс слишком много боли; в руку словно вонзилась тысяча ножей, она окрасилась красным, и в стороны разлетались шарики-капельки моей крови, а я толкала воздух перед собой и шла вперёд, зажимая меч в левой руке.
Сорвав Арий с шеи, в полете обматывая его на цепочке вокруг запястья, я послала лезвие в грудь тени, перед самым ударом меч вспыхнул, как камень, ярко-алым. Лезвие вошло как в масло, до эфеса, и вместе с мечом я толкнула духа в круг, хватая кровоточащей рукой руку упавшего Дана и сжимая её так сильно, что ногти впились в его ладонь и выступила кровь.
Тут моё время перестало быть медленным, и всё смазалось от скорости перед глазами. Дан схватился за горло и кашлял, а тень взялась за лезвие моего меча и выдёргивала его из груди, а другой рукой сжала горло. Я почувствовала, как ноги оторвались от земли, волной накрыла апатия и сонливость. Но моя рука продолжала цеплять Дана за ладонь, он пришёл в себя быстрее, чем я ожидала, или время для меня бежало слишком быстро, но он толкнул огненным копьём анима, тот выпустил меня, и я бесформенным мешком рухнула на пол. Дан произносил слова обратного вызова, и тень замерла в круге, тот слабо, но удерживал его, зажглись свечи, круг из соли вернулся на место, я чувствовала как из меня уходят последние силы, перед глазами расплывались красные круги, а тень наконец исчезла, железный меч брякнулся о пол. В последнюю секунду мне показалось, что невидимый дух пронёсся мимо нас, сжимая мой меч, и я потеряла сознание.
Очнувшись, я по-настоящему ощутила себя живой. Болело всё, но эта боль даже обрадовала. Где-то совсем рядом раздался стон.
Я хотела подняться, но охнула и схватилась за рёбра и лишь немного приподнялась, опираясь правой частью тела об пол, так как левая превратилась в что-то чужеродное, полыхающее то жаром, то холодом, пополам с болью. Чтобы не потерять сознание я заставила себя вспомнить всю таблицу умножения, немного вдохнула, медленно, чтобы не тревожить рёбра, и пошарила рукой возле себя. После того, как я потеряла сознание, шар из огня погас, и сейчас было так темно, что я не видела ладонь, даже поднеся её к самым глазам.
Я дышала часто и не глубоко, стараясь понять, закончилось ли всё или мы ещё в опасности. Я помнила, что перед тем, как потерять сознание, Дан вроде бы возвращал духа Хаоса обратно, но не знала наверняка, удалось ли это ему окончательно. Логично было предположить, что раз мы ещё живы, то анима больше нет, но последнее ощущение того, что дух пронёсся мимо меня, не давало покоя. Тем более что я видела у него в руках свой меч, поэтому использовала последние силы, чтобы найти его. Тёплую рукоять я нашла по едва видимому свечению, рядом с ним, прилипнув к острию, нашёлся Арий. Меч, едва оказавшись в руках, начал светить как карманный фонарик, и в его свете я легко нашла Дана. Он дышал очень тяжело, надрывно, со всхлипами, но главное, был жив, я с облегчением вздохнула поглубже, за что мгновенно поплатилась сумасшедшей болью в груди. Сердце сильно закололо, затем там словно что-то оборвалось, я упала на пол, снова теряя сознание.
Однако, едва коснувшись холодного пола, пришла в себя. Запястью левой руки было очень тепло, я чувствовала что-то липкое, поняла, что это кровь по запаху, а она была везде. С трудом подавляя панику, я попыталась позвать Дана, но из горла вырвался лишь хрип, крупная дрожь пробила всё тело, то отступая, то накатываясь вновь.
— Дан! — снова попыталась позвать я, но получился едва различимый шёпот. Тогда я нащупала его руку и тихонько потянула на себя. Он застонал и медленно открыл глаза.
— Лина? — он произнёс моё имя стоном. Я медленно кивнула, облизнув запёкшиеся в крови губы.
— Слаба Богу, ты жив. — прошептала я, проваливаясь в темноту, но уже с облегчением выполненной миссии.
Я очнулась в своей кровати, чувствуя дискомфорт в груди, более того, тело было какое-то ватное, болела голова, открыть глаза было целым подвигом. Я осторожно повернула голову, чтобы разобраться, в чём дело.
— Тебе лучше не шевелиться. — остановил меня сухой голос. Я замерла. Этот голос мог принадлежать только одному человеку.