Выбрать главу

    - Нет, - паренёк готов был заплакать, но сумел сдержать слёзы. - Не трогай дядю. Я сам доложу, объясню, что вчера всю ночь не спал, потому что...

    - Да кого твои соплюшки больные волнуют...

    - Стоять! - остановил уже собравшегося было бежать доносчика командный окрик генерала.

    - Поганец, - негромко произнёс сквозь зубы Харелт. - Уж не претендует ли сам на место этого дяди? Скажете, ­ - громко начал он, - раму повредил я, когда демонстрировал дану Доннаха свои умения в заклятиях земли. Её тут полно, так что самое место.

    - Не так, - остановил его Доннаха. - Могут и докопаться. Лучше я, - он быстро шагнул к злосчастной картине и нанёс несколько повреждений поверх сломанного цветка. - А вы двое, надеюсь, не рискнёте оспорить слово двух благородных данов о виновнике происшествия? - от ледяного взгляда генерала несостоявшийся обличитель побледнел и съёжился. - А мне теперь придётся осваивать искусство светских бесед, - вздохнул Доннаха, - такого Дайв не простит, так что от дворца лучше держаться подальше.

    - Нам придётся осваивать. Я вас не брошу.

    "Милосердие выше всего остального..." Теперь Харелт знал ответ на свой вопрос. Да здравствует император Доннаха!

[1]     По аналогии с поздней версией кафоличества священники делятся на "белых" - которым дозволено жениться, и "чёрных" - принявших полные обеты как символ отречения от мирских соблазнов. При этом занимать значительные церковные посты имеют право только "чёрные"

[2]     Пленэмр - живопись, создаваемая на природе, под открытым небом

Шаг двенадцатый. Гость из тумана

    Тарья бежала. Не разбирая дороги, не пытаясь понять куда, лишь бы как можно дальше от реки и людей. Бежала, пока очередной корень всё-таки не сумел ухватить её за ногу. Девушка упала к подножию огромного кедра и наконец-то дала волю слезам. Зачем, ну зачем она, когда искупалась, села сушить волосы в стороне за кустами, а не осталась возле заводи или просто не пошла домой? Зачем продолжала слушать этих сплетниц? Лучше бы ей никогда не узнать... поздно. Слова той, кого она считала подругой, будут жечь душу и дальше: "Вот дурочка, всё ещё мечтает, что на её первую ночь обратит внимание ярл или кто-то из ближников[1]

, и родители Илмо дадут согласие. Потому что без этого кому она нужна, только рожа красива - а сама голь бесприданная". По-хорошему надо было выйти и сказать этой подколодной змее всё, что она заслужила, повыдрать косы... вот только права Анникки. Отец уже сказал Илмо, что если тот женится без его согласия, он проклянёт сына - а такой судьбы любимому Тарья не желает, лучше уж ей умереть. Здесь, сейчас.

    Девушка лежала, уткнувшись в тёплую шершавую кору лесного гиганта, пока не замёрзла: к вечеру в одной нижней рубахе стало прохладно, а платье осталось там, возле реки... а где? Дорогу она не запомнила, ну да это не такая уж беда: лихих людей здесь не водится, в лесу она не пропадёт. Главное определить в какой стороне Анекас - а уж её берега выведут домой. Да и идти вдоль реки намного легче, прозрачный сосновый бор это не тутошнее море ельника с островками кедров. Тарья оглянулась по сторонам, определяя в какой стороне север - и замерла: Укко-громовержец, спаси и выведи! Она рядом с Обителью туманов и воздух уже начал густеть, в лучах заката хорошо видно, как на ближайшей сопке собираются молочно-белые клочья, понемногу стекая еле заметными струями вниз. Ещё минут десять-пятнадцать, и небольшие облачка сольются в единую тучу, чтобы обрушиться безмолвной волной на лес. А у неё ни огня, ни ножа, даже одежды нормальной нет. Идти же в густой пелене, да ещё ночью - это верная смерть, наверняка потеряешь дорогу, и духи заманят к себе. В Обители туман круглый год стоит даже днём, оттуда не выбраться.

    Паника длилась недолго: времени осталось мало, но и просто так Тарья не сдастся. Уйти она не успеет, значит надо попытаться приготовить хоть какое-то убежище. Сейчас лето, может, хватит лапника на земле и навеса-укрытия от ветра из тех же еловых веток. И пусть в этих оставшихся без пригляда Укко землях, как стемнеет, становится куда холоднее, чем положено - если ночью не будет дождя, ей удастся сохранить хоть немного сил, чтобы утром добраться до реки. А там её обязательно найдут, братья да и остальные сельчане наверняка уже ищут пропавшую. Когда в белёсо-серой мгле растворились последние лучи солнца, и наступила темнота, Тарья потеряла счёт времени. Какое-то время она ещё пыталась отсчитывать то вслух, то про себя удары сердца, воображаемые секунды и минуты. Ломала веточки и складывала рядом, словно мерные шарики из свечи для счёта времени. Потом резко похолодало, девушку начала бить мелкая дрожь, руки закоченели - вырывавшегося струйкой пара дыхания уже не хватало, чтобы согреть хотя бы пальцы. Когда в крышу шалаша убаюкивающе зашуршали робкие капли дождя, Тарья почувствовала что засыпает - но сил сопротивляться уже не было. Пусть так. Только маму жалко... и еще Илмо. Как он без неё...

    - Мастер, я выиграла! - раздавшийся где-то над головой звонкий голос подростка вырвал Тарью из сонного оцепенения. - Человек, и живой!

    - Кажется хорошо, что я проиграл, - второй голос был мужской, но сил открыть веки и посмотреть, кто это, уже не осталось. - Лейтис, быстро костёр и отвар от простуды.

    В полусне-полузабытьи девушка ощутила, как сильные руки вытаскивают её из шалаша, растирают, в рот вливают горячий, почти обжигающий напиток... Ясность сознания вернулась рывком, ещё мгновение назад был сумрак беспамятства, а теперь мысли неожиданно-чёткие, зрение ненормально острое. Даже в обманчивом свете костра можно различить, что творится вокруг, и кто находится рядом. Тарья внимательно, не стесняясь, огляделась по сторонам: она на той же поляне, где строила укрытие. Только теперь сидит в небольшой палатке, поверх рубахи закутана в шерстяную кофту. Недалеко от входа костёр, куполом жаркого воздуха разгоняет мелкую морось, а рядом спасители. Первый - высокий светловолосый красавец, наверняка по нему не одна девушка вздыхала (и тут же пришла гордая мысль - Илмо всё равно красивее). По другую сторону костра второй, вернее, вторая, хотя можно и спутать. Одежда мужская, да и нож на поясе для боя, не для леса повешен - но сквозь волосы серёжки видны, пояс аккуратно по-женски повязан, да и других мелочей полно. Интересно кто, дочь? До женихов ей года два-три, по возрасту старшего вполне может быть. Хотя... она обратилась тогда "мастер", значит не родня.

    - Ну, здравствуй, - голос чужака оказался неожиданно мягким, бархатным и завораживающим. - Как тебя зовут, красавица?

    - Тарья.

    - И как же ты здесь оказалась? Дети грома не очень любят эти земли.

    - Я... Я... - обида и горечь вдруг нахлынули с новой силой, и девушка начала говорить, совершенно не думая, что перед ней человек, которого она видит первый раз в жизни. Рассказ занял минут двадцать, поленья в костре успели прогореть, на поляне потемнело, а Тарья почувствовала, что засыпает...

    Лейтис, глядя как девушку сморил сон, только восхищённо и завистливо вздохнула: никакой магии. Колдовство могут заметить, да и вмешиваться в организм лишний раз не стоит. Наставник же одними травами и голосом сумел успокоить, заставить уснуть - а перед этим всё рассказать. Ей до такого мастерства ой как далеко. Впрочем, почти сразу успокоила себя девочка, мастер учился такому искусству не один год - она ещё даже не начинала. Но лет через пять-десять посмотрим, у кого выйдет лучше. А пока девочка попросила пересказать историю Тарьи, язык северян Лейтис знала не очень хорошо, к тому же диалект в глубине материка изрядно отличался от побережья, и говорила девушка очень быстро.

    - История стара как мир, - начал Ислуин, неторопливо подбрасывая в костёр свежие дрова и раздувая огонь. - Её возлюбленный - сын местного кузнеца, а она хоть и красива, но с бедным приданым, к тому же глава семьи погиб. Если бы дело было только в деньгах - можно было бы надеяться на помощь родичей и друзей, но родителям жениха важны связи, статус будущей родни - а какой вес у двух братьев Тарьи, которые ещё и сами не успели жениться? Дело могло бы поправить благословение богов, но ярл в эти края не заезжает уже много лет. Так что не поможет даже взаимность, против угрозы родительского проклятья не пойдёт никто.