— Так, вы пейте, но не увлекайтесь, — кивнул на бутылку Андрей. — Я тебя домой не потащу, поняла меня? Я, между прочим, почти женат.
— Господи, какая тоска! Женат! И где она, жена твоя...?
— Это тебя не касается.
— Ой, а! — Улыбнулась Куликова. — Ладно, не обижайся! Обида — это же слабость! А сила, в чем?
— Не знаю! — Раздраженно ответил Могучих. Уже не совсем трезвая девушка начинала его утомлять. Сколько ей лет? На вид примерно тридцать пять. Ни семьи, ни детей, пьет портвейн ночью в компании незнакомого мужчины. Надо еще что-то объяснять? Приятная, да, но... — Давай я вызову тебе такси.
— ...Просто говорят — в правде, но это же неправда, — будто не слыша его, проговорила вслух Куликова, глядя в одну точку. — Я в 90-х девчонку «штопала», еще на заре карьеры, в юности. Подобрали вот в этой самой арке. — Кивнула девушка на темный проем вдали. — Что с ней делали — страшно подумать. Мешок с костями, а ведь ребенок совсем. Лет 20. Почти все переломано. Все. Когда привезли в больницу, она еще дышала. В сознании была. То есть все чувствовала. И вот мне, девочке, смотрит в глаза этот ребенок, а глаза такие красивые-красивые. Зеленые, живые. А я понимаю, что не жилец она. Вот-вот умрет. Тогда как правда-то в жизни может быть силой? Какая может быть справедливость? В чем суть-то вообще?
— Все в жизни бывает, — устало зевнул Андрей. Вести разговоры не было никаких сил. — Жизнь вообще несправедлива. Погоди! — Внезапно осекся он. — А имя ее помнишь? Фамилию?
— Нет, конечно, ты что? — Устало улыбнулась Куликова, взяв его за руку. — Это так давно было. А нет, погоди. Ой, Рита! Точно, Рита! Фамилии не помню. А что?
— Да нет, ничего. А чего вернуться решила? В город.
— Личные обстоятельства, — поднялась на ноги Куликова. — Поехали!
— Куда? — Андрей опешил.
— Ко мне.
— Ха-ха, вот так? Тебе не говорили, что ты странная?
— Говорили. И до сих пор говорят. Ты едешь, нет?
— Нет, прости, я почти женат, — поклонился Могучих. — Было приятно познакомиться. Пока!
— Ну, пока! — Махнула рукой уходящему парню Куликова. Постепенно его силуэт скрылся в той самой арке. Безотрывно глядя в ее темноту, девушка вновь взяла в руки портвейн и одним заходом осушила оставшуюся половину бутылки.
— Ждите. Я за врачом. — Санитар, аккуратно положив девушку на операционный стол в едва освещаемой, холодной реанимации, вышел, громко хлопнув дверью. Они остались вдвоем. Совсем юная стажерка и умирающая девочка. Ровесницы.
Стажерка поднялась с кушетки и тихо подошла к столу на ватных ногах. Боже! Господи, что же с ней делали...? Лицо — один сплошной синяк. На белой футболке — кровоподтеки, где-то торчат кости. Местами порванные джинсы со следами крови. Она дышит, она в сознании... Нервно, часто сглатывает, содрогаясь от боли... Но дышит! Она же все чувствует... Господи, она же все чувствует!
Стажерка смачивает марлевую повязку в раковине. С потолка местами капает вода: на улице дождь. Она подходит к девушке и аккуратно смачивает ей губы. Та закрывает глаза и просит еще. Дает еще.
— Больно...
— Тише, тише... — Мягко гладит ее по лицу стажерка. Руки дрожат. — Сейчас врач придет... И все будет хорошо... Потерпите... Пожалуйста, потерпите, я прошу вас... Я рядом... Я здесь... — Голос дрожит, вырывается лишь шепот.
— Мне... больно... Так больно! — Отрывисто шепчет девушка и вдруг поворачивает голову к стажерке, взглянув прямо в глаза. Такие красивые, большие-большие! Зеленые... И шепчет, быстро-быстро, будто боясь не успеть. — У вас ведь есть лекарства, сделайте что-нибудь, пожалуйста, я вас прошу, я так жить хочу, пожалуйста! Я ни в чем не виновата, пожалуйста! Пожалуйста, прошу!
— Я... Сейчас врач придет и все сделает, я не могу, я не знаю, честно... — Растерянно шепчет стажерка. — Он сейчас придет.
— Угу. — Так же громко и часто дыша, говорит девушка и отворачивается. — Тогда просто будьте рядом. Не уходите, ладно? Угу. Хорошо? Не уходите, пожалуйста. Не уходите, прошу вас. Пожалуйста.
— Да, конечно...
Врача не было. Минул один час, второй. Голова стала тяжелой, но она стояла рядом. Временами смачивала повязку и протирала губы. Держала за руки. Они не спали — юная стажерка в свою первую смену и переломанная девушка. Ни минуты. Девушка, превозмогая страшную боль, тяжело дышала. Стажерка старалась не плакать от бессилия... Лекарств либо действительно не было, либо она просто не знала, где они лежат. Она... не могла ничего сделать.