— «Черных копателей», — закончил за нее Могучих. — Так вот откуда пошел тот знаменитый процесс над копателями. Вот они, корни-то…
— Именно, — кивнула Ляля. — Повторюсь. Копать стали все, кому не лень. Появился гигантский черный рынок, на котором крутились сумасшедшие деньги. Колоссальные средства! Конечно, на этих деньгах появилась кровь, много крови. Никто не заботился о сохранении ценного исторического слоя в земле. Никого ничего не волновало, кроме денег.
— Так, — нахмурился Андрей. — Давайте по порядку. Значит, в сумке были какие-то драгоценности. Нуреев должен был принять ее и где-то хранить. Но вы-то тут причем? Он же не стал ее хранить у вас. Или стал?
— У этой истории много ниток, — усмехнулась Садыкова. — Вы даже не представляете, насколько все было запутано.
Глава 5
Год 1995.
Хмуро взглянув на обшарпанную деревянную дверь, Ксения выдохнула. Там же все как обычно. Как же туда не хочется, господи, но куда идти-то? Она же знает заранее, что будет. Сейчас войдет, закроет дверь. Щелкнет замок. Ее сразу встретит затхлый запах давно не проветриваемого помещения. Запах старой мебели и алкоголя, отцовской мази. У него больные ноги, постоянно жалуется. Она снимет кеды, закинет в угол, услышит шум телевизора. Отец наверняка будет спать на диване, голова на груди, в руке — пульт. В квартире будет темно, ибо он уснул, когда еще было светло, потом стемнело, а свет папа не включил: спал. Она осторожно поправит под ним подушку. Он плохой? Нет, такой, какой есть. Им бы с мамой никогда не сходиться: страшно разные. Ксения его любит, хотя даже отчасти близких отношений у них никогда не было. Она тихо пройдет в свою комнату, кинет сумку на кровать и сядет, обхватив голову руками.
Гул. Непрекращающийся гул в голове. Это все надоело. Эта квартира. Этот запах. Сама себе надоела. Своими злыми мыслями. Обидами. А как еще? Обстановка вокруг давит. Веселиться? Да охота удавиться, какое веселье? Поговорить не с кем, высказаться некому, поплакаться некому. Беда в том, что злобе в ней есть место, а добру — нет. Ему просто неоткуда взяться.
Хлопнула входная дверь, и девушка еще крепче обхватила голову, до боли зажмурившись. Нет, пожалуйста! Просто пройди к себе в комнату! Просто иди на кухню и что-то съешь. Пожалуйста, не надо сегодня нотаций! Не надо сегодня скандалов! Криков... Они так надоели, мама! Это невыносимо! Мама, мамочка! Ты же такая умничка... Добрая, красивая... Мудрая... Прошу тебя! Не заставляй тебя ненавидеть, мама! Я же так тебя люблю! Всем сердцем! Как ребенок... Маленький ребенок, для которого мама — это целый мир. Вселенная... Не надо криков, мамочка!
Мама — это же свет дома, да…? Душа…? Когда она приходит, все оживает...? Ведь так...?
«Господи, опять в темноте сидят», — проворчала мама, щелкая включателями. — «Андрей! Андрей, ты спишь, что ли…? Господи… Ксения! Ксеня!»
Еще можно завалить вход предметами, чтобы она не вошла. Или прыгнуть в окно. Но тут первый этаж — ничего особо не изменится в жизни. Ксеня, ты нормальная вообще? Ты не хочешь видеть мать? Самого родного человека? Нормальная. Они перестали понимать друг друга очень давно.
— И чего мы сидим? — Резко распахнув дверь комнаты, застыла на пороге мама. Даже серое пальто не сняла. — Мать пришла с работы, устала, никто даже чайник не поставил! Один спит! Вторая сидит! Мне одной что ли здесь что-то надо?! А?!
Она красивая. Большие, горящие глаза. Высокая. Осиная талия. Волосы золотистые, во французскую косичку убранные. Стоит такая, руки в бока. Возможно, надо было сказать: «Мы тебя очень любим, мама. Прости нас. Сейчас все сделаем, покушать приготовим, чай поставим, потом сядем и телевизор посмотрим. Не сердись. Ты у нас самая лучшая». Но таких отношений не было, пожалуй, никогда. Никаких душевных разговоров, смеха, посиделок. Мать было трудно в этом винить, ибо она тащила семью на себе и говорить ей банально было некогда. Видеть каждый день одно и то же — спящего на диване мужа, который недавно остался без работы и вполне был этим доволен, — до смерти надоело. Нервная, как струна, натянутая атмосфера в доме — надоела. Да и не была мама никогда разговорчивой. С ней в детстве не говорили, объяснила как-то она. Пустая болтовня. И какое тут может быть понимание?
— Бардак… — схватилась за голову мама и вдруг взвизгнула так, что Ксения подскочила на кровати, а в голове пронзительно зазвенело, будто напополам разрубили. — Ты меня слышишь вообще?! А?! Ты слышишь меня?! Я с кем разговариваю?! Что ты расселась, что вы все тут расселись?! — Она подскочила к спящему отцу, схватила подушку и со всей мочи огрела его по лицу. Тот испуганно вскочил, сонно озираясь по сторонам. — Как вы мне надоели, сволочи!!! Как я устала от вас!!! — Голос дрогнул, кажется, она сейчас расплачется. — Ненавижу!!!