— Я люблю тебя, мама... — прошептала, не поднимая головы, девушка.
— Чего?! — Подошла к девушке мать и склонила раскрасневшееся от криков лицо. — Что ты сейчас сказала?!
— Прости. — Ксения поднялась, взяв в руки сумку, и прошла к двери. — Прости, что мы портим тебе жизнь... Мы… Я не хотела, правда. Я плохая дочь, прости. — Не глядя на отца, девушка дошла до порога, нырнула в кеды и вышла из дома. Мать так и осталась ошарашено стоять у кровати, глядя округлившимися глазами в одну точку.
***
На улице уже стемнело, в окнах зажегся свет. Двор, пустынный, местами с густыми зарослями высокой травы, местами с проплешинами земли, осветили редкие фонари. Кроме пары турников, асфальтовой площадки и пары каменных лавочек здесь ничего не было. Основная площадка — тот самый детский дом с хлипкой оградой и деревьями рябины. Плоды в детстве использовали как пули: брали бутылку, отрезали горлышко, натягивали напальчник и стреляли ягодами друг в друга. Потом выросли и разбрелись кто куда, в основном — по подъездам. На углу двора чернели два гаража, которые чуть не спалили в детстве. Была такая забава — поджигать тополиный пух. Так вот один такой горящий снаряд залетел в окошко гаража и чудом все не уничтожил. Нарушителя поймали за ухо и чуть не казнили. Для Ксении тогда все обошлось.
Девушка положила сумку на скамейку и уселась, закинув ногу на ногу. Детские забавы. Как тогда все было просто... Может быть, и сейчас также, просто она преувеличивает? Но мыслей много, так много, что о них забывается только во время репетиций. Балет — вот жизнь! Вот ее мир, без него она никто. Если останется без балета — смерть... Сведет счеты с жизнью. Немыслима жизнь без балета!
— Здорово, Адамович! — Неожиданно присела рядом Бессонова. Ксения недовольно вздохнула: ее только тут не хватало. И так тошно. Девушка украдкой взглянула на соседку — прямо почти в домашнем пришла. Легкая куртка на майку-алкашку, огромную, висящую, видимо, отцовскую, старые, потрепанные джинсы. Темные волосы убраны в высокий пучок, в кичку, собраны ярко-красной резинкой. — Сидишь?
— Простудишь причиндалы, — глядя в одну точку, ответила Ксения. — Шла бы ты домой, Пенелопа. Без тебя тошно...
— Да ну ладно тебе! — Зевнула Бессонова, прикрыв рот. — Есть хочешь?
— Чего...?
— Да вот, булочку принесла, — вытащили из-за пазухи ароматно пахнущий хлеб Бессонова. — Я уже спать собиралась, смотрю — ты сидишь. Думай, дай подойду, может ты голодная.
— Какая булочка? У тебя же диета! — Подняла бровь Ксения.
— Какая диета?! — От души расхохоталась Бессонова. — Ем и не толстею.
— Коза.
— Самая такая. Будешь, нет?
— Давай... — нехотя согласилась Адамович. В животе почти с утра ни крошки, а от запаха ноги подкашивались. Примет уж, в последний раз. — Благодарю...
Пару минут будущие балерины усердно и молча жевали. Каждая думала о своем, каждая смотрела в одну точку. На каменной лавочке, посреди пустынного двора, под светом редких фонарей. Две соперницы... Конкурс определит лишь одну, счастливица уедет в Москву. Вторая останется в городе, навсегда или нет — решит только время. Одна была готова убить за место. Вторая — определить победителя честно. Уступить, если понадобится. Одна — ненавидела себя и всех вокруг. Вторая — любила все живое и не таила никакой злобы. Две соседки-соперницы... Две противоположности. Балет был смыслом жизни для обеих. Одной давал возможность уйти в другой мир, второй — дарил наслаждение. Обе любили балет, каждая по-своему... Балет объединял и разделял их. Балет дарил им жизнь. Балет был их жизнью.
— Ты знаешь, Бессонова, — первой нарушила молчание Ксения. — Я тебя ненавижу и не понимаю одновременно. Вот ты место мое занимаешь, ломаешь судьбу мою, а потом кормишь. И вот мне плохо, никого рядом нет, а ты есть. Вот как так получается?
— Получается, что ты дура, Адамович. — С набитым ртом проговорила Бессонова. — Как можно ненавидеть человека за то, что он якобы лучше танцует? Это же балет, он же объединять должен! Дарить прекрасное! А ты его используешь в своих целях. У тебя балет — зло, а он такого не прощает. В общем, пока не будет у тебя чистого сердца, никакого балетного счастья тебе не видать. Фух! — Закончила с хлебом девушка. — Теперь буду икать, как халда. Не злись, Ксюха! Ты добрая на самом деле. Тебе ласки не хватает. Заботы. Понимания, в конце-концов. Это легко исправить. И вообще, знаешь, даже балет не стоит того, чтобы из-за него ненавидеть! Хоть мы его и обожаем!