— Просто выслушайте...
— Ну и? Чего тебе?
— Послушайте, это я виновата, это я, — затараторила девушка. — Это я принесла эти таблетки, я виновата, я все, все расскажу, и вас освободят.
— И тебя посадят, — улыбнулся мужчина и присел напротив. — Ох, дитя... Что же ты наделала…?
— Я справлюсь. Я сильная, — утвердительно закивала девушка и взяла его за руку. — Я буду себя хорошо вести, меня раньше освободят. Пожалуйста... Я все, все расскажу.
— Послушай, — погладил ее по руке мужчина. Сердце девичье забилось быстрее. — Ляпнешь хоть слово — я себе в камере вены вскрою. Это обещаю. Ты молодая, у тебя вся жизнь впереди. А я... — Мужчина отвел взгляд в сторону. — Я пожил уже. Да и не нужен никому. Я виноват, я ответственный. Все, разговор окончен. — Медленно поднялся со стула.
— Как это не нужен?! — Вскочила девушка следом, выкатив глаза от ужаса и задыхаясь от отчаяния — Вы мне нужны!!!
— Дежурный!!! — Забарабанил в дверь мужчина.
— Нет, нет, пожалуйста, не уходите! Пожалуйста, пожалуйста!!! — Обняла его сзади девушка, сомкнув пальцы на животе и уткнувшись лицом в спину. — Пожалуйста! Пожалуйста! Я же с ума сойду! Я же вас люблю! Я так вас люблю! Это я, я виновата!!! Не уходите, пожалуйста!!! Я виновата!!! Это я виновата!!!
— Свидание окончено. — Грубо оттолкнув девушку от мужчины, конвойный вывел подследственного из помещения. А она осела на пол и еще долго, глядя в одну точку пустыми глазами, повторяла:
— Это я... Я виновата...Это я виновата…
Глава 7
***
Год 1995.
Перепрыгивая через ступеньку, Ксения сбежала вниз и, открыв дверь подъезда, выскочила на улицу, улыбнувшись внезапно выглянувшему солнцу. Испытывала ли она муки совести? Нет, с чего вдруг? Такова жизнь, таков естественный отбор. Или она, или ее. Слышала ли она душераздирающие крики Бессоновой? Нет, спала как убитая. Спокойно вернулась домой и, несмотря на крики матери, легла спать. Никаких переживаний. Да в конце-концов, ну, не убили же эту блаженную! Покалечили чуток, бывает... Вернется в строй через пару месяцев. Если вернется. Ничего страшного не произошло. Есть жизнь и кроме балета. Детей пойдет тренировать, на крайний случай. А она, Ксения, поедет на конкурс. И выиграет его. Выиграет же? Конечно, выиграет. По-другому и быть не может.
Перебежав дорогу, Адамович вывернула к училищу, бросив взгляд на огромную очередь в хлебный магазин. От входной двери она тянулась чуть ли не до самой дороги. В этом магазине хлеб был сомнительного качества, на вкус отдавал содой, но по цене значительно уступал другим хлебным лавкам, поэтому народ стекался со всей округи. Ксения хмыкнула. Хлеб она не ела, зато любила мясо, а его практически не было. Огромные заграничные куриные тушки, приносимые матерью, не внушали доверия, но выбора не оставалось. Балет — искусство энергозатратное, теперь есть придется еще больше. Ксения счастливо улыбнулась. Конкурс... Путь свободен!
***
Влетев в раздевалку, Адамович мгновенно сбросила с себя одежду, надевая балетный купальник. Преподаватель жутко строгий, опозданий не любит, а ей сейчас не нужно портить репутацию: впереди конкурс. Она — лучшая! Лучше нее нет никого на курсе! Впереди большая карьера! .Думать только о репетиции! Только о балете! Только о своей жизни! Так. А где ее пуанты? Ксения заглянула под лавку. Оставляла здесь... Не могли же их забрать! Может быть, в зале?
Прошлепав до двери, Адамович вошла в зал, где уже разогревались однокурсницы. Преподавателя не было, слава богу. Вполголоса перешептываясь, девушки поглядывали на Ксению, но поздороваться никто не поздоровался. Что-то уже знают? А что они должны знать? Она ни при чем. Она не виновата.
— Пуанты свои ищешь? — Хмыкнула Ерохина, высокая, рыжеволосая девушка, встав посреди зала и уперев руки в бока. Пронзительные голубые глаза. Отсутствие гениальности она компенсировала сумасшедшим трудолюбием. Все понимали, что примой Ерохина не будет, но жизнь у нее сложится: природное обаяние и умение дружить было развито, кажется, с рождения. — А вон они. — Кивнула она на Ксюхину обувь у станка. — Надевай! Скоро придет лютая женщина.
— Еще раз тронешь мою обувь — убью, — проговорила сквозь зубы Ксюха и, пройдя мимо Ерохиной и толкнув ее плечом, подошла к пуантам. Однако, сходу нырнув в них, Адамович с диким воплем подскочила и, до крови закусив губу, присела в угол, сбрасывая обувь. Из ступней торчали осколки стекла. Повисла тишина.