Тонкий стержень перьевой ручки треснул в пальцах.
— Вадим Палыч, вам плохо? — спросил почти отличник.
Он помотал головой, не отрывая взгляд от окна.
Влад помахал рукой. Чуть припадая на левую ногу, побрёл к трамвайной остановке.
Всё?
В учительской было шумно и нервно. Сквозь гул голосов прорывался надрывный тенор естественнонаучника Андрея Васильевича.
— …и, представьте, одновременно! На Ясненской, Шигарёвской и Центральной. И да, говорят, прямо такая, как была — рыженькая, в костюмчике своём. Только уже не человек. Господи, это ж ровно девять дней…
Он осёкся, увидев Светлова.
— Вадим Палыч, девочка ваша объявилась, — заржал историк Королёв. — Та, с фотографий. Воскресла — и давай наших метростроевцев шугать. По тоннелям гуляет, пакости на стенах пишет.
— Не смешно, — проворчал рассказчик.
— Ну, постановка же, — прошипел кто-то. — Небось, ревнители старины постарались. — Вас-то там не было, — Андрей сдвинул брови. — Здоровенный, извиняюсь, мужик — один из той бригады — идёт прямо по проезжей части и всхлипывает. И дрожит. Ему сигналят, а он — не слышит. Ничего не видит вокруг, понимаете?
Пролаял звонок. Вадим проскользнул в дальний угол комнаты, рухнул в продавленное кресло и закрыл глаза.
Славно. Влад вернулся. Мёртвые девочки. Метро. Все рехнулись, это точно.
Хлопнула входная дверь. Вадим напрягся, услышав знакомый прокуренный голос. Её только сейчас не хватало, Дианы этой!
— Светлов? В учительской вроде, — бестрепетно сдал коллегу Королёв.
Вадим толкнул размокшую от ночного дождя раму окна. Влез на подоконник. Неуклюже спрыгнул — и, морщась от боли в пятках, бросился к забору.
— Ой, ты так рано, — обрадовалась Надя. — А к тебе Влад приходил!
— И ты открыла? — выдохнул Вадим. — Впустила его?
— Ну конечно, — растерянно захлопала ресницами Надя. — Он ведь твой друг.
— Охренеть. — Вадим швырнул портфель на пол. — Чужого человека? Надь, тебе сколько лет?!
Ему стало стыдно. Сам же искал — нежную, домашнюю. А не собаку цепную. И всё-таки…
— Надь, ну ты думай в следующий раз, — проворчал он, остывая. — Ведь чужой человек. А если бы вор? Или похуже?
— Вадюша, ну он же не вор! Вежливый такой. Тортик принёс. Мы поболтали.
— О чём?
— Ну, он восхищался, как мало город изменился. Мол, те же дома, те же заводы. Метрополитен ему нравится. Говорит, в столице красиво, а у нас ещё лучше будет.
Опять метро.
— Дальше, — сдавленно произнёс Вадим.
— Он сказал, что приехал по делам, и что ты, так или иначе, ему поможешь. А как именно, тебе решать. Вот. Сказал, что ты поймёшь. Кажется, правильно передала, — смутилась Надя.
— Злился?
— Совсем нет. Весёлый был. Шутил много. Вадь, а…
Кто он? Ну давай. Спроси. А я отвечу. Нечего уже терять. И будем решать, как дальше.
— …а у тебя туфли грязные. Давай я помою?
— Молебен мы, конечно, заказали, — рослый бригадир мял в руках метростроевскую фуражку. — Но чтобы уж наверняка… Можно ведь и ваш ритуал, и освящение?
Невысокий мужчина, лицо которого наполовину скрывали круглые зелёные очки, кивнул.
— А оплата как?
— По факту, — сухо сказал спирит, почти не разжимая губ. — Результат устроит — заплатите.
Бригада одобрительно загудела.
— Ну мы тогда того… Дежурный полицейский, он знает. Он вам мешать не будет.
— Идите уже, — раздраженно дёрнул плечом спирит.
Возражать никто не стал. За пару минут вестибюль опустел.
Оказавшись один, спирит повёл себя странно. Из рюкзака извлёк фонарь — старый, с ручкой, перемотанной изолентой. Подошёл к стене, долго водил пальцем по размытым потёкам, в которых смутно угадывались очертания букв. Наконец удовлетворенно кивнул. Минут десять ползал на четвереньках по рельсам. Наконец выпрямился, вытер пот со лба — и, вздрогнув, обернулся на знакомый голос.