В прошлом месяце, когда Жози спела на похоронах, ей впервые заплатили за это.
— P'tite soeur! Мы разбогатели! — закричала она, вбегая в пляжный домик.
Франческа не выказала радости:
— Как ты можешь так веселиться, вернувшись с похорон сестры Амелии?
Умершая монахиня была учительницей Жози.
Девушка огорчилась.
— Ты права, — вздохнула она. — Все очень горевали. Заупокойная служба тянулась бесконечно. Мне так жаль их всех! Да и что толку от пения? — Она усмехнулась. — Хотя для меня толк был, и немалый. Взгляни-ка на это!
Она протянула Франческе пять десятидолларовых купюр, первые в жизни деньги, заработанные ею.
— Прекрасно, но что ты собираешься с ними делать?
— Давай отправимся в город и отпразднуем.
— А Марианна знает?
— Нет, я хочу сделать ей сюрприз. Кроме того, боюсь, она заставит меня положить их в банк, а это так скучно! Давай уйдем, пока она не вернулась домой.
Девушки отправились на машине на главную торговую улицу Нассау, и Жози купила тот самый пеньюар, в котором красовалась сейчас, демонстрируя обнаженные плечи.
Жози чуть отступила от зеркала, но по-прежнему не отрывала от него глаз:
— Ах, видел бы меня сейчас Лукас! Его бы это наверняка впечатлило!
— Разве он еще недостаточно впечатлен? — сдержанно спросила Франческа, не решаясь сказать, что, по ее мнению, Жози слишком хороша для Лукаса. Этот высокий и тощий местный парень «из-за холма», то есть из черного квартала Нассау, играл на саксофоне в одном из местных клубов. Однажды Франческа пришла послушать его игру, но, оказавшись среди негров, почувствовала себя неуютно — кроме нее, в зале было лишь несколько белых. Лукас, когда их представили друг другу, холодно кивнул и потом просто не замечал ее. Франческа восприняла это как проявление антипатии и именно тогда впервые поняла, что чуждый и, вероятно, враждебный мир может отнять у нее Жози, хотя ее светлокожая подруга почти не отличалась от белых.
Жози полуобернулась:
— В этом доме я чувствую себя как принцесса эпохи Ренессанса.
Франческа рассмеялась:
— А меня не покидает ощущение, что в эту дверь кто-нибудь войдет, объявит нас самозванками и отнимет все это, если мы не проявим осмотрительности. Услышав наш смех, они догадаются, что нам здесь не место, и отправят нас упаковывать вещички.
В этот момент девушки услышали за дверью шорох и короткий резкий стук в дверь.
— Они! — воскликнула Франческа с притворным испугом.
— Только через мой труп! — патетически воскликнула Жози и, выждав минуту, открыла дверь.
В коридоре никого не было, но она увидела два позолоченных подноса с кофе, свежими булочками и яркими букетиками герани.
— Клубничный джем! Как они догадались, что это моя любимая еда?
— Они просто решили покормить нас в комнате, поскольку мы под домашним арестом, — пошутила Франческа.
Девушки молча сели за свою первую в Венеции трапезу. Покончив с едой, Жози поднялась.
— Мне нужно написать письмо.
— А я совсем без сил. — Франческа сняла покрывало с кровати.
— Ты же слишком возбуждена, чтобы заснуть.
— Я и не собираюсь спать, просто полежу спокойно минут пять. Меня очень волнует предстоящая встреча с отцом. К тому же я боюсь проснуться и обнаружить, что все это только прекрасный сон.
Жози порывисто обняла Франческу:
— Спасибо, что взяла меня с собой. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, что такое существует на самом деле.
Оставшись одна, Франческа разделась и улеглась на высокую кровать. С четырех сторон к потолку поднимались резные столбики. «Наверняка здесь снятся самые сладкие сны», — подумала она и закрыла глаза.
Ей казалось, будто комнату залил розовый свет. Воспоминания о матери, которые Франческа так долго подавляла, вдруг нахлынули на нее. Когда тебе всего пять лет от роду, ты не в состоянии вникнуть в подробности непонятной трагедии. Сейчас девушка представила себе особняк в Лайфорд-Кэй таким, каким он был в те дни, когда отец еще не начал наезжать с ежегодными визитами на Рождество. Дом с привидениями, увитый виноградной лозой, с запертыми дверьми и с окнами, закрытыми ставнями. Она как бы повернула время вспять, как крутят назад кинопленку. И вот трава ушла в землю, засовы открылись, окна распахнулись, и светлый просторный дом с видом на море ожил. Все снова стало таким, как при жизни ее матери.
Франческа играла в куклы на веранде, покрытой блестящей черно-белой глазурованной плиткой, всецело поглощенная своим занятием. Мать уехала в Венецию, что было вполне обычно. Девочка знала, что она скоро вернется — пройдет по дому своей стремительной походкой, встряхивая огненно-рыжими волосами. При ее появлении засуетятся слуги, а голос отца потеплеет. Однако пока ничто не указывало на возвращение матери.