Нищий оскалился, сдвинул мешавшую ему торбу за спину.
— Как уж и не знать мужицкого заступника.
— Сапоги где, спрашиваю? — Прон встал.
— Что ты к нему привязался? — одернул Яков, убирая от Сеньки и ставя на пол бутыль. — Прон! Не беленись. Не вели, господи, принять, вели, господи, подать.
Нищий пятился к выходу. Прон схватил его за рубаху, вернул к столу.
— Разве не видно, что босиком не умеет ходить. — Он взял мужика за ногу, как берут за ногу лошадей, собираясь перековывать. — Мозоли не натер. Не стыдно побираться? — Он хлопнул мужика по животу, тот согнулся, икнул. — Нищий! Тебя легче перепрыгнуть, чем обойти. — Повернул мужика спиной, пощупал торбу, изумился: — Один кусок только подали? С краю шел?
— От краю, от краю, — подтвердил мужик.
— Врешь! — сказал Прон. — До середины дошел, только один кусок. Нигде не подали?
— Сразу сжирал! — захохотал Сенька. — Дай я его, Прон, в соху запрягу.
— Откуда? — спросил Прон.
Нищий, не ответив, огрызнулся от Сеньки:
— Себя запрягай, — и повернулся к Прону: — Возьмите к себе, Прон Яковлев.
— Куда к себе? В работники? Не держу. Свое сам обработаю. Дом-то твой где?
— Нету, — нищий потупился. — Все отобрали, проклятые… — Он замялся.
— Не знает, на кого соврать, — засмеялся Яков. — Скажет, старая власть, а вдруг мы за нее, скажет, новая — да опять не попадет.
— Морду бережет, — высказался Сенька.
— За мужиков хочу стоять! — Нищий поднял голову.
— Стой, кто тебе мешает. — Прон вернулся к столу.
— А где же твои ямщики, Прон Яковлев? — поинтересовался нищий.
Яков, боящийся обострения, сказал нищему:
— Совесть бы имел. Подали, выпил, и иди с богом.
— Где ты нынче совесть-то нашел? У кого? — спросил нищий.
— Сейчас найду, — пообещал Прон.
4
Сенька догнал нищего, уходящего от дома по задворкам. Пугая, дернул его за торбу. Нищий судорожно повернулся, увидел Сеньку и совсем не испуганно крикнул:
— Ну-ка, цыц!
— Чего цыц, чего цыц? Ходишь, высматриваешь, где бы чего спереть.
Нищий, ничего больше не говоря, шел своей дорогой. Сенька озлился, схватил за рукав:
— Ну-ка пойдем!
Нищий выдернул рукав из рук Сеньки, свел редкие желтые брови.
— Пойдем, пойдем! — повторил Сенька. — Дождешься у меня! Тоже, в такую мать, нашлась нищета. Вчера в Шурме ты не очень-то побирался.
Нищий оглянулся на дом Толмачевых и вдруг сильно ударил Сеньку ребром ладони выше ключицы. Сенька захлебнулся, опрокинулся на сухую пашню, примял редкие, поздно просекшиеся всходы картофеля.
— Ты ведь нездешний, — сказал нищий.
— Ямщичил я, — говорил Сенька, отодвигаясь и вставая на ноги. — Ты тоже, размахался. Я тебя трогал? И я могу.
— Прон в сам-деле один? Где ямщики?
— Прон велел тебя проверить, — торопливо оправдывая себя, говорил Сенька. — Я разве бы стал. Нищий и нищий.
— Где ямщики?
— По деревням.
— Почтовые лошади где?
— С ними, где еще!
— Вот что, — сказал нищий, — в Шурме ты меня не видел. Смажь запятки да уматывай отсюда.
Сенька, испугавшись, заговорил совсем по-другому:
— Хошь, я тебе еще хлеба принесу? — уверяя тем самым, что принимает мужика за настоящего нищего.
— И этим-то подавись, — ответил мужик, вытряхивая торбу. Надкушенный кусок хлеба, цветом похожий с землей, упал в борозду. — Скажешь Прону: не догнал!
Нищий пошел под гору к реке. Пустая торба похлопывала его по ляжке. От реки нищий повернул к тракту и по пешеходной тропинке рядом с трактом направился в сторону Шурмы.
Сенька сплюнул, выматерился. Снял и встряхнул испачканную рубаху.
Носились стрижи. Парило. Над землей струился прозрачный жар. Казалось, земля горит бесцветным пламенем.
5
Слышно было, как, нагреваясь, потрескивали бревна избы, нарождались новые трещины.
— Одна радость безлошадному — заразы не боится, — закончил рассказ об убитой лошади Яков.
— Жалко, — сказал Прон. — Лошади не объяснишь, что нельзя иначе.
— Как не жалко.
Прон встал, обошел горницу. Ударил ладонью по простенку — отдалось по всей избе.
— Значит, так, — сказал он, снова увидев спящую Аньку-дурочку, — отъямщичил. Бабу… жену то есть, перевезу. Не против? Пусть здесь и рожает.
— Что зря говорить? — обиделся Яков. — Половина избы твоя. Даст бог, лесом разживемся, построимся.
— Даст.
— И жену вези и вещи…
— Какие у меня вещи? Хомут да клещи. — Прон снова прошелся по горнице, оглядывая по-хозяйски стены. — Может, мху надрать, пока молодой?