Когда они вернулись в префектуру, им представили Янгоса, который рассказал то, что велел ему начальник участка.
— Значит, когда мы были тут в первый раз, — возмущенно заявил Генералу один из прокуроров, — вы уже знали, что виновник арестован, и скрыли это от нас.
Генерал стал решительно возражать.
— Я ничего не знал.
— Но неужели ваши подчиненные не доложили вам об этом?.. А где же ты был, Янгос, с половины одиннадцатого?
— В участке.
— То есть в камере предварительного заключения?
— В какой камере предварительного заключения?! Я ел в буфете жаркое.
— Ну вот, пожалуйста! Генерал, вам предъявят обвинение в умышленном укрывательстве виновного. Ведь вы ничем не помогли прокурорскому надзору. Зет при смерти, а вы не посадили убийцу в камеру предварительного заключения и не надели ему наручников.
Тут вмешался капитан жандармерии.
— Господин Прокурор, в. камеру предварительного заключения, — сказал он, — свалены лотки разносчиков, у которых нет разрешения на торговлю; кроме того, там не горит электричество, и вообще это помещение не отвечает своему назначению. Разве весь участок асфалии не является лучшей камерой предварительного заключения?
— А вы, господин Префект, не знали о том, что виновный арестован?
— Пока говорил Генерал, я предпочитал молчать, а раньше, признаться, не успел сообщить Генералу об аресте этого человека, кроме того, я не был уверен, что дежурный офицер не ошибся и задержал настоящего виновника.
В двадцать минут четвертого прокуроры допросили Янгоса и записали его показания. Первый прокурор заставил его открыть рот и подышать на него. В протоколе он записал: «Я не почувствовал, чтобы от задержанного пахло спиртными напитками». Таким образом отпал довод, что Янгос был пьян, когда сшиб на грузовичке Зет. Потом прокуроры отдали распоряжение, чтобы был арестован также спутник водителя. Приказ передали в участок Нижней Тумбы, где жил Вангос; жандарм пошел к Мастодонтозавру и разбудил его. Начальник участка пошел к Вангосу, чтобы «арестовать» его, но не застал того дома. А позже Вангос сам наведался в участок и на другое утро «добровольно передал себя в руки полиции», как было напечатано в газетах.
41
Хадзису во что бы то ни стало нужно было вернуться в Нейтрополь. Он был единственным свидетелем-очевидцем, он единственный мог помочь судьям и журналистам найти настоящих виновников. Но у него не было денег. Экспресс Афины — Нейтрополь проходил через Плати в пять тридцать. Сейчас была половина четвертого. Поэтому Хадзис поспал немного на скамье пустынного вокзала. Он проснулся, когда едва забрезжил рассвет. Широкое поле было точно противень в печи Вселенной с горящими углями звезд, и, казалось, на нем начало уже подниматься тесто зари. Скоро, наверно, испечется белая булка, и рабочие первой смены купят эту булку в пекарне, чтобы, сдобрив ее несколькими маслинами и брынзой, позавтракать на заводе. Поскольку Хадзису мерещились такие картины, он понял, что голоден.
Долго прятался он за цистерной, снабжающей водой поезда; ее огромная кишка висела подобно слоновьему хоботу. Хадзис ждал экспресс, чтобы доехать на нем без билета до Нейтрополя. Вскоре поезд пришел, но с опозданием на двадцать минут, — светящееся чудовище, у которого все, кроме головы, было погружено в сон. Состав долго стоял, дожидаясь, пока его примут. Хадзис видел красные и зеленые огни семафора, слышал гудки и мерное пыхтение тепловоза. Он проворно вскочил в последний вагон — не хватало только, чтобы он, Тигр, который прыгнул на ходу в грузовичок, мчавшийся со скоростью сто километров в час, не сумел прыгнуть в вагон поезда, ползшего как черепаха.
В пути он смотрел, как просыпалась равнина — первые буйволы и женщины с мотыгами шли на поля. Густой туман, словно иней, лег на бескрайний ковер клевера. Потом декорация сменилась, появился запах фабричной копоти, и Хадзис увидел рабочих на велосипедах, женщин, детей, а затем окраины города и вокзал. Мучительными для Хадзиса были ветер и угольная пыль; когда он отпустил наконец железные поручни, за которые держался всю дорогу, руки его дрожали, но он был опять в Нейтрополе, там, где ему следовало быть. На вокзале, наклонившись над пассажиром, который сидел с газетой в руках, он прочел в «Македонской битве» сообщение о своем вожде, набранное большими буквами.