«Уже наступила клиническая смерть. По существу, Зет — это тело без головы. Тело живет. Мозг мертв».
Он прочел газету в своей мастерской. Новость поразила его как гром среди ясного неба. Ему надо было во что бы то ни стало работать: вчерашний заказ не был выполнен, а бакалейщик ждал мебель; ради этого он и вызвал вчера Янгоса, но тот. видите ли, не мог заниматься перевозкой, у него оказалось более важное дело, убийство человека, а Никитас не мог найти другой грузовичок, потому что была среда, магазины рано закрылись, и стоянка, где обычно можно было нанять машину, опустела; ему необходимо было работать, но руки его словно одеревенели, и газета упала на пол. Глухонемой подмастерье, подбежав, поднял ее и с обычной улыбкой протянул хозяину. Но Никитас отстранил парня, идиотская улыбка которого впервые взбесила его. Он стал метаться из угла в угол по мастерской, не находя себе места. При взгляде на полированные гробы из орехового дерева ему делалось жутко. Нет, он должен что-то предпринять. Не может он один знать правду и сидеть да помалкивать. Чем тогда отличается он от своего подмастерья? На его лице тоже застынет навсегда идиотская улыбка.
Никитас не принадлежал ни к лагерю левых, ни к лагерю правых. Он не принадлежал ни к какому лагерю. Читал он, конечно, правые газеты, ведь что ни говорите, у него была своя мастерская и поэтому уйма врагов. Позавчера в доме напротив кто-то собрался открыть такую же мастерскую, как у него. Никитас заволновался, побежал в полицию, и в конце концов ему удалось сорвать планы конкурента. Но из-за этого он терзался теперь еще больше.
Только что в газете он прочел о несчастном случае на улице. А он знал, что Янгос вчера вечером собирался убить человека. Как мог он молчать в таком случае?
Ему казалось, что этот день никогда не кончится. На плечи его словно легла непосильная тяжесть. Никто, кроме него, ничего не знал. В полдень он купил афинские газеты. Во всех красовалась фотография Янгоса с усиками. Янгос — подонок, хвастун, полное ничтожество — стал вдруг известен всей Греции. Никитас ему позавидовал. Если бы он пошел к Следователю и рассказал то, что было ему известно, его фотография появилась бы тоже в завтрашней газете. Скромный столяр внезапно бросает свою обычную работу и становится знаменитостью, как... Конечно, не как Янгос, которому принесло известность совершенное им преступление. Его, Никитаса, прославит на всю Грецию благородный поступок. Когда в полдень он шел домой, то смотрел на людей, равнодушно проходивших мимо него, и представлял себе, как после сделанных разоблачений он, всем известный и знаменитый, войдет в автобус, идущий к Сорока Церквам, и пассажиры предупредительно будут уступать ему место.
Мать приготовила для него к обеду шпинат с рисом. Увидев, что он ест без всякого аппетита, поглощенный чтением газеты, она озабоченно спросила:
— Что с тобой, Никитас?
— Ничего, — ответил он, даже не взглянув на нее.
— Зачем ты накупил сегодня столько газет?
— Хочу прочесть об одном преступлении.
— О каком преступлении? Отец убил свою дочь?
— Нет.
— Братья рассорились, не поделили земли?
— Нет.
— Какой-нибудь ненормальный из сумасшедшего дома...
— Нет.
— Какое же преступление, сынок?
— Один мой знакомый вчера в нашем городе убил депутата парламента.
— Господи боже мой! А откуда ты его знаешь, Никитас?
— У него есть машина, и я вызываю его, когда мне нужно что-нибудь перевезти.
— Сынок, какой же это депутат?
— Коммунист.
— Тогда и поделом ему.
— Перестань, мама. Чем этот человек виноват? Он приехал сюда, чтобы выступить на митинге, а Янгос, которого я знаю, напал на него из-за угла.
Мать надела старые очки и склонилась над газетой. Сначала она рассмотрела фотографии, а потом прочла по слогам заголовок: «Несчастный слу-чай на ули-це. Постра-дал де-пу-тат ЭДА...»
— Ешь, сыночек, а люди пусть себе бесятся. К чему тебе лезть на рожон?
Никитас вытер салфеткой рот и встал из-за стола.
— Есть еще сладкое, — сказала мать. — Погоди, принесу.
Но он не стал ждать. Он и дома не находил себе места. Никитас пошел опять в мастерскую. Углубленный в свои мысли, молча проработал он до самого вечера. Домой он вернулся поздно. Там его ждала сестра. Видно, ее вызвала мать, обеспокоенная поведением Никитаса.
— Я все раздумываю, — сказал Никитас сестре, — пойти ли сообщить обо всем Следователю или лучше молчать? — И он поделился с ней своими соображениями.