— Ты что, с ума сошел? — набросилась она на него. — Хочешь всех нас впутать в эту грязную историю? Хочешь, чтобы мой муж, государственный служащий, потерял место? Зачем тебе это надо? Разве ты дал мне приданое? Я сама нашла себе мужа. Мы живем с ним душа в душу. А теперь... И не смей думать об этом. Слышишь, Никитас? Впрочем, так ему и надо, этому депутату. В газетах пишут всякую чепуху. Партия ЭРЭ не способна на преступления. Она способна только на хорошие дела.
— Ну, ладно, ладно, хватит, — пробормотал он. — Любишь ты шуметь.
Сестра ушла, предварительно обрушив на него всевозможные проклятия. Больше всего его задело, что она обозвала его эпилептиком. Он никогда не страдал эпилепсией. Однажды в детстве у него был какой-то припадок после того, как ребята на улице ударили его по затылку. Но эпилепсией он никогда не страдал.
Никитас лег спать. Он страшно устал, хотя днем в мастерской не особенно надрывался. Долго лежал он и думал. Свет Никитас погасил, чтобы мать не догадалась, что он не спит. Он словно балансировал на вертящемся шаре, на одной половине которого было написано: «Иди», а на другой: «Не ходи». Когда шар вращался быстро, обе половины сливались вместе. У Зет осталась жена и двое детей. Он был врачом, доцентом, образованным человеком. Зачем понадобилось этому хвастуну Янгосу лезть не в свое дело? Ну и подлец! Наконец Никитас заснул и увидел сон. Будто Янгос перевозит для него мебель; стол и стулья падают с машины и убивают людей. А в ответе он, Никитас, потому что мебель принадлежит ему. Потом в полдень он ложится в мастерской отдохнуть, как всегда, когда у него много работы. Вдруг дверь открывается, на пороге стоит Янгос с пистолетом в руке и говорит: «Выбирай для себя гроб! — И показывает на те самые гробы, полировкой которых он тогда занимался: — Предатель!» — «За что ты меня, Янгос, за что?» — «Не тяни. Скорей. Ну, раз, два, три...» Никитас вскочил с кровати. Он был весь в поту. Наконец-то рассвело. Он побрился, надел свой выходной костюм и, явившись добровольно к Следователю, дал показания о том, что было ему известно.
Теперь на его тени точно выросли два рога. Два человека следили за ним. Куда бы он ни шел, они не отставали от него ни на шаг. А потом появилась машина без номера. Он нарочно делал большие прогулки по центру города, а машина на расстоянии двадцати-тридцати метров следовала за ним. Однажды к нему пришли адвокаты, члены комитета защиты мира, и сказали, что он сделал большое дело. Что он своими показаниями раз и навсегда исключил возможность «несчастного случая». Что он должен держаться. Как бы его ни запугивали. Ради блага Греции. Ради всеобщего блага.
Он согласился с ними. Но как ему жить дальше?.. В своей мастерской он теперь боялся появляться. Целыми днями слонялся он по улицам. Никитасу казалось, что стоит ему где-нибудь остановиться, присесть на минутку, как он тотчас попадет в ловушку. Тут вон настоящего депутата избили, а другого даже прикончили, неужели ему не устроят засаду? Устроят непременно, вопрос только — когда. Но он не сдавался. Он был крепкий орешек. Чем больше упорствовали враги, тем больше упорствовал и он.
Наконец его вызвал к себе Прокурор. Сегодня утром Никитас отправился к нему. Он вышел из дому и, чтобы обмануть преследователей, совершил настоящую прогулку по верхней части города, выпил кофе в кофейне «Мелодия», где прежде играл в тавли, затем, встав из-за столика, огляделся по сторонам и впервые за последние дни не обнаружил поблизости таинственной машины. Он прошел по улице святого Димитрия и, миновав кладбище Благовещенья, вышел на проспект, ведущий к прокуратуре. Он шел справа по тротуару в группе студентов, среди которых были и будущие священники, как вдруг на площади Синтривани увидел толпы людей и ряд машин на углу, битком набитых полицейскими в касках, зажимавшими в коленях винтовки, похожие издали на большие пасхальные свечи. Он спросил, что происходит, и ему сказали, что скоро здесь провезут останки погибшего депутата. Никитас почувствовал гордость, ведь он первый отодвинул камень и вытащил на свет отвратительного червяка. И, приободрившись в присутствии такого множества полицейских, он стал пересекать площадь с фонтаном.
Он шел быстро и не успел опомниться, как возле него остановилась грузовая машина; из нее, точно клешни краба, высунулись две руки и, схватив его за ворот пиджака, подтянули к самому кузову; оглушенный ударом по голове, он успел только крикнуть: «Я ранен!» И тут ему померещилось, что из фонтана полилась алая кровь, потом вода в нем сделалась зеленой, голубой, белой, красной, как в балете, который показывали на Международной выставке, затем последовал второй удар, от которого земля дала трещину, и оттуда забила черная струя.