— То есть? — спросил Никитас.
— Вы сами знаете, что я имею в виду, — ответил врач.
— Значит, меня не ударяли по голове?
— Вы поскользнулись и упали.
— Тогда я сниму пузырь со льдом.
— Нет, пожалуйста, не делайте этого.
— Одно из двух, господин доктор: или меня ударили по голове и нужен пузырь со льдом, или ничего подобного не было, и тогда пузырь не нужен.
Врач тоже заронил ему в душу сомнение. «Неужели все они косо смотрят на меня»? — думал с тоской Никитас. Он стал уже забываться тяжелым сном, но тут явился Прокурор, третий по счету посетитель. Тот самый Прокурор, к которому он шел давать показания, когда на него напали.
— Сколько лет состоите вы в партии? — ни с того ни с сего спросил его Прокурор.
— В какой партии?
— В левой.
— Я никогда не был ни в одной партии. Если я непременно должен где-то числиться или кому-то сочувствовать, то знайте, что я болею за футбольную команду ПАОК.
На другой день Никитас прочел в газетах о том, что он «сам себя избил».
«Конец мифу о нападении с целью убийства. Вопреки его утверждению никакого нападения не было. Он упал на мостовую, даже не ударившись. Студент, доставивший его в больницу, дал прокурору исчерпывающие показания: «Я шел по улице, как вдруг услышал шум и, обернувшись, увидел, что на дороге лежит человек...» Когда его посетил судебно-медицинский эксперт, он курил и читал газету. Кроме того, его сестра, Роксани Коривопулу, утверждает: «Мой брат не был избит. Скорей всего, у него закружилась голова и он, споткнувшись, упал». И его мать: «С детства он был выдумщиком».
Никитас схватился за голову, ему показалось, что он сходит с ума. Теперь у него действительно начались какие- то психические расстройства. Он воображал, что все вокруг составили заговор против него и пытаются представить его просто-напросто фантазером. Значит, его не избили? Значит, он сам упал во время припадка эпилепсии? Что еще могла подразумевать сестра, высказавшись таким образом? Боясь потерять репутацию, она, конечно, не осмелилась говорить с журналистами открыто, но именно это имела она в виду, теперь он ничуть не сомневался. Голова у него шла кругом. Он опять взял газету и где-то в конце страницы прочел заметку, набранную мелким шрифтом:
«Стало известно, что два врача, которые первыми осмотрели Зет и нашли у него сотрясение мозга... со вчерашнего дня подвергаются сильному нажиму, их заставляют объявить диагноз ошибочным, и профессора, расходящиеся с ними во мнении, характеризуют их как врачей, недостаточно квалифицированных».
И вдруг он увидел ее. Да, свою мать. Она пришла с кульком фруктов и еще какой-то снедью. Она испекла специально для него, так она сказала, пирог со шпинатом, его любимое блюдо.
Что с тобой, мое дитятко, мой сыночек? Вот ведь какое несчастье с нами стряслось! Все соседи тебе кланяются Желают скорейшего выздоровления. Наш дом теперь точно двор проходной. Журналисты, фоторепортеры... Ах, сынок мои, гордость моей жизни, опора в старости, как повернулся у тебя язык сказать, что тебя избили? Ты никогда в жизни даже букашки не обидел, за что же тебя станут бить? по мне приходили всякие люди и говорили разное. А я заявила, что никто не может избить моего Никитаса Помнишь, сынок, в детстве ты как-то раз решил, что тебе раскроили голову а на самом деле ты просто поскользнулся и упал. Помнишь? Ты вообразил, что ребятишки на улице погнались за тобой, чтобы отнять у тебя мячик. А когда ты бежал, то упал и расшибся. Со слезами бросился ты ко мне, Никитас, сынок мой, и пожаловался, что тебя побили. И тогда и теперь никто не думал трогать тебя, сынок мой. Почему ты выставляешь нас на посмешище людям? Скажи, что ты поскользнулся! Чтобы мы наконец успокоились. Чтобы увидели светлые дни. В их руках власть, а ты очертя голову в пекло лезешь! Или, может быть, ты заодно с красными, которые в декабрьские дни убили моего свекра? Ты сроду не был заодно с ними. Я рассказала журналистам о твоей работе и об увлечении футболом. Они приходят и выспрашивают у меня все про тебя. Хотят видеть твои детские фотографии, а я им говорю: «Когда он был маленьким и не хотел есть, я рассказывала ему сказки». Да вот хотя бы о волке, который напал на овец. Тогда ты раскрывал рот, и я засовывала туда ложку с супом. «А, значит, он любит сказки?» — говорят они. А я им: «Он, мол, всегда любил сказки...» Никого у меня нет на свете, кроме тебя, мальчик мой. Вспомни о моем ревматизме. Я уже собралась вместе с тетушкой Кулой ехать в Элевтерес погреться на горячем песке. Если я теперь не поеду, то зимой намучаюсь. Неужели ты хочешь, чтобы я заболела во время дождей? Ведь ты знаешь, что в Нейтрополе всю зиму идет дождь! Ах, что тебе стоило сказать, что ты поскользнулся, наступил на какую-нибудь корку, чтобы все наконец успокоились?