— А почему вы не воспользовались уборной в кофейне «Парфенон» и пошли в общественную уборную, которая находится довольно далеко от кофейни, на улице Баланоса?
Вернее говоря, он ушел из кофейни не для того, чтобы помочиться, принялся объяснять Вангос Следователю. Он, дурень такой, вспомнил вдруг, что сегодня среда, магазины закрыты, кому же понадобятся его услуги? Поэтому он решил вернуться домой — вот как обстояло дело. Нет, он вышел не для того, чтобы помочиться. Ведь уборная есть, конечно, и в кофейне, но беда в том, что хозяин всегда ворчит, когда маляры пользуются его уборной, каждый раз нападает на них: «Неужели дома у вас нет сортира?» Нет. Он потащился на площадь Суда, на конечную остановку автобусов, идущих в Нижнюю Тумбу.
— Когда я проходил мимо общественной уборной — прошу, чтобы это было записано в протоколе, — мне захотелось помочиться. Доносившийся оттуда запах вызвал у меня такое желание. Кроме того, я страдаю частым мочеиспусканием, но это уже другой разговор. Итак, я вышел из уборной — там работает одна старуха, моя знакомая, тетушка Аммония, как мы зовем ее в Нижней Тумбе, — и вижу: в таверне на улице Баланоса, что против уборной, сидит, как вы думаете кто? Да мой кум Янгос. «Янгос, — говорю я ему, — неужели ты не нашел себе местечка приятней, расселся там, где больше всего воняет?» Он поманил меня и предложил выпить вместе. А еще прибавил, что ходит в эту таверну, потому что там хорошая рецина. Янгос сидел за столиком, выставленным на тротуаре, и невдалеке красовался его «камикадзе»; видите ли, была среда и все лавочки в Капани уже закрылись. У меня, правда, был свой расчет: раз у него нет сегодня работы, подумал я, когда мы покончим с рециной, он подкинет меня на своем грузовичке в Нижнюю Тумбу, и мне не придется тратиться на обратный билет. «Янгос, — заявил я сразу, — денег у меня нет». — «Я угощаю, — сказал он. — Не беспокойся, дружище». Такой уж человек Янгос. За разговорами о семейных делах мы выдули литра полтора и закусили вареными яйцами с хлебом. «Куманек, эта рецина ударяет в голову», — предупредил я его. «Брось, она совсем слабенькая», — возразил он. Янгос пить не умеет. А я тем более. Однако счет нам подали чуть ли не на тридцать шесть драхм, когда мы собрались уходить из таверны, так как туда набежали цыганки с горланящими ребятишками. Я испугался, как бы к нам не переползли от них вши. И вообще, я не переношу цыганок. Когда я их вижу, мне кусок в горло не лезет.
Итак, оттуда приблизительно в половине седьмого они пошли в другую таверну, к Однорукому. И как угораздило их заказать там узо? Сдуру, конечно, ведь нельзя мешать спиртные напитки. Они опрокинули еще пять-шесть стопок по пятьдесят граммов.
— И тут Янгос расчувствовался, разревелся, — продолжал Вангос, — оттого что никак не мог скопить денег, чтобы откупить целиком грузовичок у своего компаньона Аристидиса, а я стал его утешать и тоже пустил слезу. На этот раз Янгос уплатил вроде бы шестьдесят три драхмы, и мы оба, в стельку пьяные, сели в грузовичок. В таверне нас предупреждали: «Ребята, вы так накачались, что нельзя вам вести машину, нарветесь на неприятность». Но мы не послушались. Янгос сел за руль, а я разлегся в кузове, мне только того и надо было. Подложил под голову руки вместо подушки и задремал. По-настоящему я не спал, а только закрыл глаза и блаженствовал. Не помню, долго ль мы ехали, как вдруг я почувствовал, что меня основательно тряхнуло. Я решил, что мы попали в канаву или произошло что-нибудь еще в этом роде, так высоко я подлетел. Не успел я привстать и посмотреть в чем дело, как в кузов прыгнули два каких-то типа и стали меня бить. «За что, ребята? Что случилось?» — заорал я, закрыв руками лицо, чтобы они по крайней мере хоть физиономию мне не разукрасили. А Янгосу я крикнул, чтобы он остановился. Но тот, видно, из-за рева мотора ничего не слышал. На какой улице мы находились, не знаю, потому что на меня напали, когда я лежал в кузове. Пинки я сносил стоически, так, кажется, говорят? Ни пистолета, ничего такого не было у меня при себе... Я вот хочу купить водяной пистолетик моему племяннику, да все денег не выкрою, так где уж мне иметь настоящий пистолет?.. В конце концов, когда я неизвестно как очутился на мостовой и, чтобы избавиться от этого кошмарного наваждения, тряхнув головой, поглядел по сторонам, то увидел, что нахожусь на улице Аристотеля возле гончарной мастерской Филиппоса, там, где делают кувшины, цветочные горшки и всякую всячину. Тут ко мне подходит какой-то старичок, прямо сказочный гном, и показывает пальцем в направлении площади Аристотеля, туда, где летние кинотеатры. Правда, они еще не открылись. Я не понял, что ему надо, и тогда он сделал мне знак следовать за ним. Мы плелись по улице, я же, весь растерзанный, в синяках, сгорал от стыда и старался спрятать лицо от прохожих. Вскоре мы вышли к берегу моря. Там возле гостиницы «Медитеранне» — шикарные машины, нарядная публика, все высшее общество, а мы кто? Голь перекатная... Тут добрый гном указал мне на красный свет Пункта первой помощи. Я зашел туда, меня осмотрел фельдшер, смазал йодом раны, заклеил их пластырем и выдал мне бумагу, вот эту. — Вангос положил на стол Следователю справку Красного Креста. — Часов у меня нет, и потому не знаю, который был час, когда я вернулся домой. Я хотел пойти к Янгосу, но был здорово пьян, и все тело у меня ломило, поэтому я уснул на диване, даже не раздевшись. Утром пораньше я купил газету, чтобы посмотреть, не пишут ли о нашем вчерашнем приключении. И что же я вижу? Большая фотография Янгоса. Якобы он на своем грузовичке задавил депутата Зет. Впервые услышал я это имя. Меня прямо смех разобрал. Понятия не имел я ни о Зет, ни о митинге, который вроде был вчера в нашем городе. В каких-то темных целях напечатали эту ерунду. Тогда я счел своим долгом пойти в участок асфалии и честно рассказать что со мной стряслось. Все с начала и до конца выложил я господину капитану жандармерии, а тот отвел меня в комнату к дежурному офицеру, и с той минуты я считаюсь арестованным как соучастник преступления и не видел никого, кроме моего адвоката.