Но как зашёл, так сразу же и встал как вкопанный.
На площадке, перед нужной мне квартирой, стоял на коленях какой-то парень. Он с каким-то животным отчаянием, пытался объяснить или доказать что-то девушке, застывшей у распахнутой настежь квартиры.
Альбина стояла как неживая, как изваяние и даже не моргала, до того сильно было её оцепенение. Потерянная и бледная, почти сливалась с цветом серой футболки, что была на ней. Но что, самое хреновое, судя по её состоянию, готовая свалиться в очередной обморок. Мне даже показалось, что она разучилась, как правильно дышать и не может вспомнить, как вообще это делается.
Не знаю, заметила ли она мое появление или почувствовала, но как только я оказался в поле её зрения, она тут же перевела взгляд на меня.
В одном только этом взгляде было столько отчаяния, боли и страха, что я даже чуть отшатнулся, думая что это снова моя вина.
Но когда до неё дошло узнавание, кого именно она видит перед собой, она на секунду прикрыла глаза и распахнув их, я увидел такую молчаливую мольбу о помощи, да дикое облегчение вместе с радостью, что моё сердце в груди перевернулось несколько раз, и ни секунды более не сомневаясь, быстро двинулся к ней.
Глава 8.
Не почувствовав боли, не поймёшь мольбы в глазах.
© Андрей Ковалев.
— Ну что вы так долго? Где же моя тёзка? – еле слышала голос зовущей Маши, как будто через толстую вату, что окутала меня, как только я открыла дверь и увидела незваного гостя.
Что он тут делает? Что он вообще делает на свободе? Он же должен быть далеко отсюда, да и надолго. Откуда он взялся и как нашел меня?
Я так и застыла и не могла пошевелиться, превратилась в манекен. Перед глазами разом проплыли все кошмарные сцены той ночи, мои слёзы отчаяния, дикая фантомная боль прошлась по телу и тут же сковал, знакомый страх обреченности. Я стала просто задыхаться, не в силах сделать следующий вдох, а внутри поднималась тошнота. Я думала, что больше никогда не встречусь ни с одним из них, а тем более с ним. Убеждала себя, что все в прошлом, которое я никак не могла отпустить, и не понимала почему. Увидев одного из них, я осознала почему. Я не смогла простить и отпустить ситуацию. Хоть и убеждала себя в обратном, этот тяжёлый груз, так и тянул меня назад. Я хотела, чтобы все они тоже испытали такие же муки, такой же стыд и потеряли то, что ценно больше всего для каждого из них.
Мои ноги готовы были предать меня и начали мелко подрагивать, в глазах начало темнеть и я никак не могла сосредоточиться. Казалось, что прошла вечность, но в действительности это все длилось пару минут.
Стоявший напротив меня "человек" до сих пор молчал и начинать что либо говорить не спешил. А это вообще он?
Если всё таки он, то изменился до неузнаваемости. Ушли его молодость, красота и лоск, которыми он так кичился. Волосы, что были по его мнению, его визитной карточкой, отсутствовали. Вместо этого был, начинавший отрастать светлый ёжик. Одежда неброская, обычные тёмные джинсы и ветровка того же цвета, которые можно сказать висели на нём. Серые, как грязные камни глазах, которые он не любил, были потухшие и безжизненные. В них появилась, какая-то зрелость и какое-то понимание и сознание того, что он натворил.
Но... это ничего не меняло и не изменит… Она никогда его…
Неожиданно он рухнул вниз как подкошенный и на коленях подполз к порогу, и глядя снизу вверх, заговорил совсем чужим, хриплым, сорванным голосом.
— Пожалуйста, от всей души, которой ты считаешь что у меня нет, но могу заверить тебя, она есть и горит адским пламенем, прости меня за то, что я тебе сделал! Умоляю! Я должен был остановиться, я должен был помешать им, образумить их, умоляю, прости… Я себя должен был остановить любыми способами, но... Прости… – всё разом вывалил и замолчал, уронив голову вниз и пряча виноватый взгляд.
Что он говорит? Я не понимаю. Я никак не могу собраться. Хочу сделать движение, но не слушается ни одна из конечностей. Язык прилип к небу. Мне так нужна сейчас чья-то поддержка. Твёрдое плечо, рука, вообще не важно, лишь бы поддержал. Но мне некому помочь, а сама я вряд-ли сейчас справлюсь с собой и с… ним. Как только открою рот или сделаю движение, я сорвусь. Этого никак нельзя допустить. Очередной приступ просто на просто, добьет меня.