Выбрать главу

Бродяга был задержан для допроса, но отпущен. В трех разных случаях были задержаны и допрошены автостопщики, но никто не был арестован. Это было лето 1969, и устойчивый поток хиппи двигался на север этим маршрутом.

Каждый телефонный звонок, каждый запрос из другого штата, каждый слух тщательно учитывался. В конце каждого отчета был список имен, адресов и телефонов всех опрашиваемых. В конце концов, имя девушки оставалось неизвестным, осень скатилась в зиму, новые следы никуда не вели. На запятнаннном брезенте не было никаких ярлыков.

Пластиковый провод отправили в лабораторию для анализа. Лаборатория определила, что подобные провода «могут использоваться в условиях низкого вольтажа, где небольшое натяжение или его отсутствие не будет влиять на их длину и где требуется максимальная защита от повреждений и влаги.» К декабрю 1970 интервалы между рапортами увеличились, а количество новой информации уменьшилось.

Стэси проследил каждый звонок, в котором сообщалось о пропавших девушках. В одном случае не совпали данные дантиста. В другом полиция сообщила в отдел шерифа, что эта девушка — хроническая беглянка и вернулась домой через несколько дней. В третьем случае позвонила мать девушки и сообщила, что ее дочь жива и здорова. Дойдя до последнего отчета, я начала сначала, перенося нужные данные на стопку карточек, переводя факты из повествовательной формы в единицы информации, которую я буду анализировать позже.

Когда я наконец закрыла дело, было 7.15, достаточно рано, чтобы встретиться с Доланом в КК. Я натянула туфли, взяла куртку и сумку, вышла и направилась к своей машине.

Кафе Кальенте, или КК, как его называют, это бар по соседству, который предлагает пространное меню американских блюд с испанскими фамилиями. Еда была, должно быть, попыткой хозяев держать завсегдатаев трезвыми достаточно, чтобы не угодить в ДТП.

Красная неоновая вывеска над входом шипела и свистела, а выходящий наружу воздух пах сигаретным дымом и кукурузными тортильями, жаренными в прошлонедельном жире.

Пронзительный дуэт блендеров аккомпанировался грохотом кастаньет кубиков льда, вертящихся со смесью текилы и маргариты.

Внутри я заметила Долана в баре. Он приветственно поднял руку, и я проследовала к нему.

Табуреты с обеих сторон от него были заняты, но Долан взглянул на парней, и один из них поднялся, уступая мне место. Я положила сумку под ноги и уселась на табурет. Пепельница перед Доланом была полна окурков. Он пил Олд Форрестер и закусывал перцами халапеньо, фаршированными сыром.

Я решила не учить его жить.

— Угощайся, — предложил он.

— Спасибо. — Я взяла перец и надкусила, ощутив струю расплавленного сыра, прежде чем жар халапеньо опалил язык пламенем. Ожил музыкальный автомат и звуки мелодии в стиле кантри-вестерн затанцевали через комнату.

Я переключила внимание на Долана. — Как Стэси?

— Я позвонил ему в шесть и сказал, что мы заедем. Думаю, его выпишут завтра, когда придут результаты теста.

— Вы рассказали ему о своей идее?

— Кратко. Что ты думаешь о деле?

— Мне очень понравилось. Обычно у меня нет шанса подробно изучать полицейские рапорты.

К нам подлетел бармен. — Что вам налить?

— Спасибо, ничего, — ответила я.

Долан поднял свой стакан, прося его наполнить.

— Разве мы не едем к Стэси?

— Прямо сейчас?

— Ну, нет никакого смысла влезать в это дело, если он не согласится.

Я видела, как в Долане борются желание выпить и беспокойство за друга. Он отодвинул стакан, потянулся за кошельком, вынул несколько купюр и подтолкнул бармену.

— Увидимся позже.

Я подхватила сумку и пошла за ним к двери.

— Возьмем мою машину, — сказал он.

— А если вы захотите остаться дольше меня? Давайте возьмем обе машины, я поеду за вами.

В конце концов он согласился.

Мы припарковались на улице, недалеко от больницы. Уже полностью стемнело и больница сияла огнями, как гостеприимный приют. Мы зашли через боковой вход и поднялись в лифте на шестой, онкологический этаж.

Стэси лежал в отдельной палате. Казалось, он спал, его кровать была приподнята под углом 45 градусов. Из-под красной вязаной шапочки торчали клочки желтоватых волос. Две открытки с пожеланием выздоровления стояли на подоконнике.