Они и занялись детьми.
Шестимесячную Маргариту обручили с тринадцатилетним дофином.
Это было делом рук Рима и Коппеноля. Затем они явились к королю в его башню. К тому времени король уже из башни не выходил. Он боялся, что его убьют, прежде чем ему удастся скроить Францию по мерке, которую он представлял себе в своих мечтах. В то время правителей убивали часто. В Домской церкви убили Юлиана Медичи, в Сент-Амбруаз — герцога Миланского, в Льеже — епископа Людовика Бурбона, поэтому Людовик XI ставил бесконечные решетки, засовы, бойницы. Он стал почти таким же пленником, как брат герцога Бретанского или кардинал Ля Балю. Просто клетка его была побольше.
Кстати, король уже не был столь подвижен, как прежде. Дважды его разбивал паралич. При первом приступе его спас врач Анжело Катто, который велел открыть окна, при втором — Коммин с помощью кардинала Сен-Клода. После второго приступа правая рука перестала действовать, и он носил ее на перевязи.
Гости из Гента застали короля охотящимся на мышь при помощи специально натасканных на эту дичь маленьких собачек. Ему по-прежнему было необходимо на что-нибудь охотиться. Он бросил эту охоту ради Бургундии, не заставив себя долго упрашивать. Как писал он, находясь в Даммартене: «Бургундия — мой рай, и в воображении моем другим я его себе и представить не могу».
Судите сами, хорошо ли были приняты Рим и Коппеноль. Правда, клясться королю пришлось левой рукой, однако, дабы клятва не потеряла силу, он переворачивал страницы Евангелия правым локтем. И все никак не мог уверовать, что столь вожделенная Бургундия, наконец, в его руках.
Лишь одно беспокоило Людовика XI. Не рассердится ли Эдуард? Оба короля договорились, что одна из дочерей Эдуарда выйдет за дофина. К счастью, Людовику в тот период везло, и он надеялся, что подвернется какой-нибудь случай все уладить. И случай подвернулся: Эдуард умер от несварения желудка.
Отныне он спокоен. Он знал Ричарда III, тот задаст Англии столько забот, что ей некогда будет заниматься Францией.
Это было последним приобретением Людовика XI.
Царствование его было удачным, Франция обогатилась четырьмя новыми провинциями, две из которых — размерами с королевство.
Эти четыре провинции — Мэн, Анжу, Бургундия и Прованс. То есть Франция в истинных своих очертаниях.
Так постепенно все склонилось перед Людовиком XI. Ему не хватало лишь Бретани, но она уже не могла ускользнуть от него. Подобно птичке, завороженной взглядом змеи, она должна была однажды оказаться в пасти у Франции. Короли, князья, герцоги, капитаны могли делать, что угодно. Всякое сопротивление кончалось плохо. Смерть всегда оказывалась если не сообщницей, то, по крайней мере союзницей Людовика. Это о нем сочинил Коммин (Коммин, Филипп де — автор Мемуаров о царствовании Людовика XI и Карла VIII. — Примеч. пер.) свою пословицу: тот, кто даже налогом на зерно оказывает услугу делу чести.
Здесь кончается власть этого человека, в распоряжении которого была Богородица и все святые.
Парламент объявлял на улицах, чтобы не беспокоились о налогах.
Королю угодно было рассердиться. Тогда первый президент Ля Вакери подал в отставку вместе со всеми своими коллегами.
Людовик XI уступил. Он понял, что парламент — это народ. Он поблагодарил Ля Вакери за советы и отменил свой эдикт о налогах.
Так король, который не отступал ни перед чем, отступил перед народом.
Жаку Простаку достаточно было слова, знака, кивка головы, чтобы сделать то, чего не смогли сделать ни английские короли, ни германские императоры, ни герцоги Бретанские и Бургундские, принцы крови, крупные сеньоры, коннетабли и сенешали.
Он поколебал Людовика XI в его намерениях.
И после этого отказа Парламента повиноваться, все было кончено для старого короля. Ему оставалось только почить так тихо, как только это было возможно.
Впрочем, умереть он согласился лишь в самый последний момент. До этого же боролся, как только мог. Приказал привезти из Неаполя святого Франциска, священную склянку с мирром из Реймса. Он велел вновь себя короновать, веря, что это даст ему новую жизнь.
Наконец, 24 августа 1483 года ему сообщили, что он должен умереть. Он и сам это чувствовал, но даже самому себе не хотел в этом признаться. Однако, дав последние наставления дофину и решив все вопросы, связанные с собственным погребением, умер.
С последней своей молитвой он обратился к Божьей матери Амбренской, которую всегда полагал главной своей заступницей.