Выбрать главу

Следовательно, вместо того, чтобы преследовать гугенотов, как было обещано, он подписал в Пуатье в 1578 году эдикт, разрешающий им отправление их религии.

С этого момента возмущение становится всеобщим.

Лига назначает себе вождя, даже и не спросив согласия короля.

Вождь этот — Генрих де Гиз.

Лига ведет переговоры с Испанией.

Помогает Испании урезать Нидерланды.

Испания станет платить Лиге пятьсот тысяч франков в месяц, то есть шесть миллионов в год.

Испания богата. Христофор Колумб открыл для нее Америку.

Фернандо Кортес — Мексику.

Писарро — Перу.

Васко де Гама проложил путь в Индию.

А в Индии были золотые и серебряные копи, алмазы, рубины, изумруды.

Драгоценные слитки использовались на судах в качестве балласта.

Испания вполне могла платить пятьсот тысяч франков в месяц, чтобы Нидерланды оставались страной католиков, а герцог де Гиз стал королем.

Кстати, подставным лицом ему должен был послужить кардинал де Бурбон. И это уже был наведенный мост между резиденцией де Гиза и Лувром.

Король увидел опасность и отменил эдикт. Но было слишком поздно.

Отмена эдикта не удовлетворила католиков и взбунтовала гугенотов.

Генрих III покидает Париж, полагая, что этим наказывает парижан.

Когда же он вознамерился вернуться, то застал в городе баррикады.

Вслушайтесь, ибо впервые прозвучало слово, которому суждено будет сыграть столь важную роль в современной истории.

Прежде было принято натягивать цепи.

Баррикады ведут свое начало от парижан 1588 года. Баррикады — чисто парижское изобретение.

Генрих III вынужден был отправиться за своим кузеном де Гизом с тем, чтобы привезти его в Париж.

Генрих Лотарингский шел впереди короля, и баррикады рассыпались.

И Генрих-король, простив ему мятеж, не простил покровительства.

Он собрал в Блуа Генеральные Штаты.

23 декабря 1588 года герцог де Гиз был там убит.

На следующий день настала очередь кардинала.

А через восемь месяцев — короля.

Два слова об этом убийстве короля, впервые во Франции осуществленном руками народа.

В начальные периоды формирования наций подобные убийства происходят внутри семьи.

Затем они становятся делом аристократов.

Затем переходят в руки народа.

Именно тогда, когда народ не намерен больше терпеть королей.

Жак Клеман, Равайяк, Дамьен, Алибо, Леконт — люди народа.

Ничего подобного нет во французской истории до 1 августа 1589 года.

Остались лишь две еще не исчерпанные формы монархического правления.

Аристократическая монархия при Людовике XV.

Монархия крупных собственников при Луи-Филиппе.

Вот почему на смену Генриху III пришел Генрих IV, хотя он и был протестантом.

Это правда, что в тот день, когда он входил в Париж, Генрих IV слушал мессу, однако он так скверно знал латынь, что это не называется слышать, просто прослушал, вот и все.

Итак, Генрих IV слушает мессу.

Потом, обращаясь к своим собратьям по религии, говорит:

— У меня для вас есть лишь две вещи: кошелек, но он пуст, Нантский эдикт, но он будет отменен. Подождите, и я смогу вам дать места, где вы будете в безопасности, если сумеете их удержать.

Примерно в том же духе были его слова гугеноту Бассонпьеру:

— Увидите, что нам достанет глупости снова взять Ля Рошель.

Генрих IV был королем необычайно умным. Он мог сколько угодно ссориться с сеньорами и не придавать этому никакого значения, только бы оставаться в хороших отношениях с народом. Он не платил жалованья своим генералам, но бросал через стены осажденного им Парижа хлеб для горожан.

Он говорил:

— Хочу, чтобы у каждого крестьянина в моем королевстве был на обед кусок курицы.

Курицы на обед у крестьянина так и не оказалось, но словечко осталось.

За это словечко и поныне называют Генриха IV добрым королем Генрихом.

Поэтому смерть его вызвала в народе глубокий траур. Заметим, что, наряду с Карлом VII, Генрих IV — единственный король, по которому народ когда-либо носил траур.

Но на нем все и закончилось. И с этого момента каждая королевская смерть внушала народу лишь надежду.

Сквозь грядущие монархии начинает проглядывать что-то вроде зари.

Взошедший на трон Людовик XIII был полной противоположностью своему отцу — бледный, болезненный, вечно скучающий.

Он сам и не царствовал, позволяя править другим.

Скипетр был в руках у Ришелье.

Те, кто не жил при Людовике XI, не так уж много потеряли. Ибо им предстоит увидеть нечто подобное на эшафотах Сен-Поля и Немура.