обращаясь непосредственно к герцогу Шартрскому и протягивая ему лавровый венок.
Тогда один из приверженцев королевы ответил на овацию следующим куплетом:
Отсюда вражда между герцогом Шартрским и Марией-Антуанеттой, превратившаяся в смертельную ненависть. Она началась с песенок, а закончилась гильотиной.
Клевета продолжала давать свои плоды. На балу в Опере через год герцогу показалось, что он узнал даму под маской.
— Ушедшая краса, — сказал он вполголоса.
— Как и ваша слава, — громко ответила маска.
Но и королеве вскоре предстоит узнать, что такое клевета и как нелегко ее опровергнуть. Разразился скандал с ожерельем.
Половина Франции считала королеву сообщницей в похищении.
Можете себе вообразить? Супруга короля Франции, наследница императоров — и вдруг сообщница мадам де ля Мотт, барышни Оливы и господина Бозира — авантюристки, публичной девки и жандарма!
Свидетельство тому, что мнение народа полностью переменилось.
На смену популярности пришло охлаждение, на смену охлаждению — недоверие, на смену недоверию — нечто, напоминающее ненависть.
Говорили, будто у королевы есть свой австрийский совет, свой комитет.
И будто бы в этом совете у нее спросили, слышала ли она жалобы парижан.
— Я слышу только кваканье лягушек, — ответила она.
— В любом случае надо было спросить у короля, — говорил народ.
Народ, некогда повсюду встречавший ее аплодисментами, образовавший в Ратуше, по словам маршала де Бриссака, кортеж из двухсот тысяч влюбленных, теперь, вместо возгласов одобрения, издавал возгласы предостережения.
А от предостережения до угрозы — один шаг.
Был некий министр по имени Сен-Жермен, коллега Тюрго. В его ведении находился военный департамент, и ему захотелось ввести в армии немецкую дисциплину, новую муштру и телесные наказания.
Что вызвало недовольство.
Однажды Мария-Антуанетта присутствовала на представлении комедии «Любовник-ворчун».
— Этот Сен-Жермен, — говорил в спектакле любовник про своего слугу, — плут, и надобно его прогнать.
При этих словах вся публика обратилась в сторону королевы и разразилась аплодисментами.
Как мы понимаем, имелся в виду вовсе не слуга, а министр.
Французский театр поставил по королевскому приказу «Гофолию».
Король с королевой присутствовали на премьере.
Первосвященник говорит мальчику-царю:
Здесь реакция была столь сильной и, кроме того, столь длительной, что продолжать спектакль оказалось невозможным.
Наконец, в 1787 году, когда господин де Калонн объявил о своем годовом дефиците в сто пятьдесят миллионов, ее, полагая, что она сыграла в этом дефиците свою роль, так и прозвали мадам Дефицит, как назовут позднее мадам Veto.